Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней (СИ)

— Точно? — настаивает он, смотрит в глаза мне пытливо, а потом вздыхает. — Ничего не помню. Точнее, почти ничего не помню. Как шашлыки ели — да, а потом — нет. Нельзя пить, — морщится почти страдальчески.

Анька чуть в ладоши не хлопает. Так и хочется ей кулак показать. Предателей не надо — подруга одной мимикой может выдать меня с головой.

— Все хорошо, — бормочу и прячу глаза. Лучше ему не заглядывать в мои глубины. — Праздник для того и существует, чтобы расслабиться, повеселиться.

Кто меня за язык тянет? Дура дурой!

— А ты, Егорова, повеселилась? Расслабилась? — пронизывает он меня взглядом насквозь. И снова меня накрывает нереальностью, словно есть только он и я. С трудом стряхиваю с себя оцепенение.

— Конечно, — клею улыбку от уха до уха. — Как и все.

Кто-то окликает Одинцова, он отвлекается, а затем уходит, кивнув, и я наконец-то могу выдохнуть.

— Фух, — радуется Анька. — Кажется, пронесло! Что-то я труханула даже, когда он так настойчиво допытывался. Подумала: помнит, гад! Издевается лишь!

Я ковыряюсь в салатах, пытаюсь проглотить что-нибудь, но аппетита у меня нет. Потом поднимаю взгляд на подругу.

— Даже если он и помнит, то предпочитает, как и тогда, делать вид, что ничего не было. Наверное, ему так удобно, Ань. Ну, это на случай, если у него после пьянки мозги не отшибло.

Анька затыкается. Смотрит на меня внимательно. Почти как Одинцов недавно.

— Лик, а ты что, жалеешь, что ли? Лучше было бы, если б он помнил, да?

Я пожимаю плечами. Какая теперь разница? Я не знаю, что бы ему говорила, если бы он спросил меня сейчас, что я делала ночью в его комнате. Пришлось бы врать. А так… все довольны, ничего не произошло. Будем и дальше жить, радоваться, махать платочками и улыбаться.

Нужно перешагнуть. Забыть. Только глупое сердце не хочет слушать голос разума. У сердца чувства. Сердце не хочет и не может забыть. Ни ту ночь десять лет назад, ни вчерашнюю. Предполагалось, что я поставлю точку. Отпущу ситуацию.

На самом деле, я запуталась еще больше. Аньке лишь об этом говорить не собираюсь. Для нее это по-другому видится. Ни к чему не обязывающий секс. Возможность вычеркнуть и забыть. Но все не так. Я никогда не была склонна к легкости в отношениях. У меня кроме Одинцова и Миши никого и никогда не было. Я не могла изменять мужу, хоть он и доставал меня порой. А после его измен имела полное право наставить рога, но ни разу не сделала этого. Ни от обиды, ни из желания отомстить.

Я и с Одинцовым вчера… Потому что хотела… Не знаю, что хотела. Может, разочароваться. А получилось наоборот. Я ни за что не признаюсь Аньке, что с Мишей я и сотой доли не испытывала того, что вчера с Одинцовым. И, может, поэтому я сейчас в жутком раздрае. Но что сделано, то сделано. Одинцов не помнит, я сделаю вид, что ничего не было. Завтра выйду на работу — и все пойдет по-старому. Он будет руководить, я — улыбаться покупателям.

Неожиданно в голову приходит гениальная мысль: мне совершенно не нужно работать именно в «Нажми на кнопку». Я теперь могу куда угодно пойти. Выбрать что-то по душе, а не технику, от которой у меня в глазах темнеет.

Да, наверное, я так и сделаю! Еще немного опыта накоплю — и двери открыты. Ну не будут же меня силой удерживать? Гошка меня в это место запихнул, потому что хотел, чтобы я дома не сидела, нашла реализацию своей энергии. И он был абсолютно прав! Зря я ему сопротивлялась столько времени! Но что сделано, то сделано — плакать о несбывшихся мечтах и надеждах — глупость. Надо жить здесь и сейчас и реализовывать те планы, что лежат на ладони.

— Егорова, ты что задумала? — теребит меня Киреева. — Мне не нравится твое выражение лица!

— Все хорошо, Ань, — улыбаюсь ей в ответ вполне искренне. — Пошли собираться? А то автобус подъедет, а мы не готовы.

35. Пытливый соглядатай

Одинцов

У меня вместо головы — электронное табло с отсчетом времени. Не часы, нет, а нечто универсально-уникальное. Я отсчитываю мгновения со своего злополучного дня рождения.

Воскресным вечером пришлось пережить ужин с родными. Я это выдержал. Намеки, разговоры, прямые указания, что мне нужно делать и каков мой сыновний долг. Стиснув зубы, всем улыбался и даже ни разу не огрызнулся. Вот что значит правильный настрой!

Немолякина сидела с отсутствующим взглядом, по макушку полная, подозреваю, собственными переживаниями от «развлечений» на базе отдыха. Ни разу не съязвила — не до того ей было, не до того.

Я увлекся собственными переживаниями и событиями, поэтому упустил сестру из вида. И вот теперь смотрел, как она пялится в пространство и ломал голову, куда ее угораздило на этот раз. Впрочем, имя у ее беспокойства было — Гошка, он же Гога, он же Егор, друг мой несравненный.

Мне стало стыдно. Я сам их свел и подтолкнул друг к другу. Егора я знал как облупленного, поэтому иллюзий не строил. Немолякину я тоже неплохо изучил, поэтому и чувство вины во мне плескалось, и раздражение, что не проконтролировал процесс. А еще злился — я же ей не нянька, а Женьке вполне хватает лет, чтобы голову на плечах иметь и отвечать за свои поступки самостоятельно.