Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

– Моя маманя бобра поймала, – с невинным видом сообщил Бобр. – Она перед родами на вепрей, на кабанов то есть, не охотилась, живот, говорит, мешал… бобров ловила.

– А моя поймала бобреца, – добавил Бобрец, родной его брат. – Но он у нее убежал… тоже такой бобер, но поменьше и с крылышками.

– А моя поймала добрилу, – доверительно сказал греку Добрило.

– А какие деревни есть поблизости? – спросил Фукидид, с некоторым подозрением обведя глазами хихикающих собеседников.

– С той стороны рощи есть деревня, – ответил Веприк, сделав балагурам сердитые глаза.

– А каково название той деревни?

– Так Березовка же.

– Да. Я и сам бы мог догадаться, – сказал грек, задумчиво помолчав. – А есть ли поблизости еще деревни с тем же именем?

– Там дальше за Березовкой есть другая Березовка, – ответил Добрило. – Я милую свою подругу, жену то есть, оттуда привез.

– За какой Березовкой есть еще Березовка? – уточнил грек. – За нашей Березовкой или за той Березовкой, которая на другой стороне рощи березовой?

– За той Березовкой, за ненашей, – не смутясь отвечал Добрило. – А за нашей Березовкой, вон там, лесом и немного в сторону, там есть черная топь. У нас там коза утонула.

– А кроме Березовок есть у вас какие-нибудь места? – довольно сердито прервал его Фукидид.

– Конечно. Ну… Киев есть, мать городов русских. А на что тебе?

– Так как нам по-вашему начинать? "Как во селе да во Березовке, да рядом с другой Березовкой, за которой еще есть Березовка, ах да жила краса-девица"?!

– Молодец, Фудя! – загомонили мужики. – Вот как плетет складно!

– "Ой да то не зоренька ясная,

Ой да не рябинушка красная,

То живет да во Березовке, (а за ней еще Березовка, а за той еще Березовка),

Краса-девица, ненаглядная!" – мечтательно повторил Бобрец. – Ох, прямо за душу берет! Ай да Фудя!

– Да, – скромно согласился грек. – Есть в этих строках какая-то примитивная прелесть…

– Нам бы теперь ее выучить, эту песню…

– Как?! Это все, то вам нужно? – изумился Фукидид. – А как же долгие зимние вечера – как же вы будете петь такую короткую песню?

– Ничего, мы ее повторять будем, – пообещал Пятак Любимыч. – Нам бы хоть это все запомнить.

– Я мог бы слова написать, – потер свой большой нос Фукидид. – Но у меня нет с собой письменного прибора… Воска в ваших дремучих краях, конечно, нету?

– Воска у нас сколько угодно, – успокоил его Добрило, сунув руку за пазуху и вытащив пчелиные соты.

Никеец оживился, поискал вокруг себя глазами, выбрал деревянную неглубокую мисочку и старательно натер ее донце воском. Затем, шепотом сам себе диктуя, довольно долго что-то там царапал острой палочкой на воске. Наконец он вручил свое произведение народу: скопление каких-то казюлинок, как птичка лапками ходила. До того момента ни один из березовцев никогда не видел, чтобы слова писали… Миска долго ходила по рукам, все качали головами, интересовались и потом отдали ее назад, так и не поверив, что грек изобразил на ней все, что только что сочинил.

– О, невероятная русская простота, – пробормотал грек. – Ладно, повторяйте все за мной… А кто это мне рожу на поэме накарябал?!..

Бортники недолго собирались: не прошло и трех дней, как они, починив старые гусли дедушки Любимыча и сделав из дерева пару дудочек, разошлись выступать по деревням: Бобр с Добрилой налево, Пятак Любимыч с Бобрецом направо.

Грек немного удивился исчезновению приятелей, но Веприк сказал ему, что бортники идут в лесу по следу большого стада пчел и Фукидид поверил, потому что про зверей знал очень мало: только про тех, с кого можно шкуру снять и продать. Греческий купец видел, какие шкурки приносит с охоты Веприк и глаза его разгорались от жадности.

Мальчик ходил в лес с Малом, чудородовым братом. Мал помогал ему, но сам все время приглядывался к его повадкам и местам, в которых Веприк ставил ловушки: маленький охотник лучше чувствовал, где их ждет добыча. Охота была неплохой, хотя до Тетери, конечно, им было далеко.

– Вы не представляете себе, какова цена этих мехов на юге! – волновался Фукидид, разглаживая кунью коричневую шкурку. – Весной мы все вместе поедем в Киев! Я самолично повезу эти меха в Никею и в Константинополь! О! Как удивятся мои родные! Я явлюсь в драгоценной, прекрасно выделанной по секрету русских мастеров, шкуре носорога…

– Кого шкуре?

– У вас не водятся носороги? – с подозрением спросил Фукидид. – Ладно, кто же у вас водится?

– Ежики, – подсказал Мал.

– Мех дорогой?

– Дорогой. И очень редкий, – заверил Мал без тени смущения.

– Ладно. Тогда я явлюсь в шкуре ежика…

– Да, твои родные очень удивятся, – согласился Веприк. – Когда ты к ним заявишься в шкуре ежика.