Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

— А! — с облегчением воскликнул грек. — Тогда пошли дальше.

Веприк не стал ему напоминать, что в лесу можно отломить по десятку ужасных дубин с каждого дерева.

На ночь он заставил Фукидида забраться в большое высокое дупло на дубе, и, хотя грек еще несколько раз принимался жаловаться, что юный спутник хочет его смерти, они провели ночь очень уютно.

— Мы будем ходить по вашей ужасной стране, где нет даже дорожных указателей. В конце концов мы замерзнем и умрем, — заявил грек, узнав утром, что на дорогу они возвращаться не собираются.

— Нет, — возразил Веприк. — Вот, посмотри, дядя Фукидид. Видишь, на пне мох? И вон на том тоже, и на том. Видишь, мох гуще растет с одной стороны, а с другой — лысина. Вот нам и надо в ту сторону, куда мох показывает, тогда придем к реке. А там уж до дома рукой подать. В лесу не заблудишься.

— О боги! И мы пойдем туда, куда показывает какой-то дурацкий мох? Непонятно, кто глупее — он или мы… И что мы будем есть? Что ты суешь мне эти отвратительные сырые грибы?.. И почему себе взял больше, чем даешь мне?.. Я бреду по ужасному русскому лесу по колено в снегу…

Фукидид не замолкал ни на минуту, а Веприк мрачно молчал, сгорая от желания накормить грека мухоморами.

— А это что? О! Еда! Боги сжалились надо мной! — завопил Фукидид, обнаружив в маленьком углублении под веткой осины три лесных ореха.

— Не трогал бы ты чужое, дядя Фукидид! — сказал Веприк. — Тебе это все равно на один зуб, а белке — запас.

— Ну вот еще! Белка себе еще найдет, а я умираю с голоду! — объявил грек, готовясь ворованным орехом закусить обед из большого ломтя хлеба и спелой ежевики. — Ай!

Еловая шишка врезалась ему в глаз и отлетела на землю. Это была очень увесистая шишка, белке было тяжело кидать ее, но результат вознаградил старания: греков глаз опух и стал наливаться синевой.

— Ты! Ужасная русская белка!.. Только в вашей дикой стране белки могут быть такими кровожадными! Ай, как больно!.. Ну где еще белка может напасть на человека?

Вечером Фукидид попытался сбежать. Им снова повезло: нашлось большое удобное дупло, но Фукидид отказался в него лезть.

— Если разобраться в этом вопросе, — заявил он, — дупло — не такое уж безопасное убежище.

— В дупле безопаснее, чем на земле, — начал объяснять Веприк. — Туда не добраться ни волкам, ни вепрям, да и медведь в дупло не полезет. Если только рысь… дядя Фукидид! — невероятная догадка осенила юного охотника. — Скажи честно: ты боишься, что на нас нападет белка?!

— Нет! — не пожелал признаться грек. — Конечно, одна белка не решится напасть, нас же двое… А если их будет стая?

Мальчику ничего не оставалось делать как забраться в дупло в одиночку. Не мог же он втащить Фукидида на дерево. Его чужеземный приятель посмотрел вокруг себя, потом быстрым решительным шагом несколько раз обошел вокруг дерева и остановился прямо напротив Веприка. Постояв, он неожиданно взвыл на весь лес:

— Вепря! Вепрюшка! Ау! Я тут!

— Что ты воешь? — воскликнул испуганный мальчик.

— Я заблудился, — жалобно отвечал грек.

— Куда ж ты шел? — поинтересовался Веприк, гадая, куда можно идти вокруг одного и того же дерева.

— В Киев, — тихо признался беглец.

Веприку жалко стало бедного грека. Как Веприку тесно было в городе, так и Фукидиду неуютно было в живом лесу.

— Иди спать, дядя Фукидид, утро вечера мудренее, — сказал мальчик, заметив, что говорит совсем как маманя, когда она Дуньку успокаивает. — Придем скоро домой в Березовку. Бабушка блинов напечет, медку поешь. Скоро колядка, праздник, весело будет… У нас колядки, знаешь, все какие веселые! В зверей наряжаться будем, угощенье печь… Спи, дядя грек.

Сон был хороший: снова привиделась мама. «Вепрюшка, родненочек мой, — говорила она. — Не замерз ли? Не страшно в лесу без батяньки?» «Не печалься, мать, — раздался вдруг батянин голос, — и ребенка не пугай.» Веприку стал виден батя — словно он сидит в другой темной комнате, по соседству с маминой. «Да как же мне не печалиться? — спросила маманя. — Дитенка с собой в город потащил и одного оставил! А дитенок по лесу теперь голодный и холодный шныряет! И грека, бедного, за собой водит. У вас, у Лешаков, голова на плечах у кого-нибудь есть или нету?» Во все продолжение мамкиной речи Тетеря исподтишка подмигивал сыну и пожимал плечами. Да и маманька ругалась как-то не всерьез. «Вы что скоморошничаете-то?! — возмутился наконец Веприк. — У вас дома дети сиротки, а вы веселитесь!» — «Да ведь недолго уже осталось, потерпим,» — сказала маманя. «А кто ж вас освободит-то?» — «Ты, Вепрюшка. Больше некому.» — «Или ты или Илья Муромец,» — уточнил отец.

Проснулся мальчик довольный: сон ему понравился, хотя Веприк и не понял, что он означал. Ему ли самому спасать маманьку с батей? Или надо идти в Чернигов, просить Илью Муромца? Или родители просто шутили с ним?

В последующие дни путники шли на север, питаясь хлебом, грибами, ягодами, орехами, ночуя то у костра то в дупле или в развилке сучьев. В прихваченном ночными морозцами лесу появилось новое лакомство — рябина.

— Кислая! — ворчал Фукидид. — От нее зубы болят.