Я огляделась по сторонам. Париж! Париж! А ты не так уж плох в огнях! Конкретной цели не было. Хотелось пройтись и где-нибудь поужинать. Да, в ресторан в таком виде меня, явно, не впустят, а вот в кафе… В соседнем доме обнаружилась булочная. Запах свежей сдобы кружил голову. Когда пухленькая продавщица упаковала в бумажный пакет багет, два круассана и бриош, я невольно задумалась, а не буду ли я вот такой же сдобненькой и аппетитной уже через месяц? Решив запить непозволительную для фигуры роскошь чашкой горячего шоколада, примостилась за крохотным столиком в углу. Чудесная булка с ароматом свежего сливочного масла просто таяла во рту. Что ж, постараюсь сделать, если не семейную, то хотя бы будничную жизнь максимально приятной. Колокольчик над дверьми известил о новом посетители. Высокий старик с гривой седых волос и мольбертом за плечами стянул длинный шарф и поставил палитры в угол. Девушка за прилавком приветливо улыбнулась. Видимо, уличный художник был завсегдатаем этого милого заведения.
– Как дела, месье Ван Гог?
Я спрятала улыбку под воротником свитера.
– Не жалуюсь.
– Как всегда?
– За три года, что ты здесь работаешь, должна была привыкнуть.
На плоской тарелке появились две французских булки, а рядом возник стакан с травяным чаем.
– Приятного аппетита, месье Ван Гог!
Старик немного потоптался и подошёл к моему столику.
– Позволите, мадемуазель?
Я улыбнулась и поправила.
– Мадам.
– О, простите, ради Бога! Просто Вы так молоды, что подобным обращением я боялся оскорбить Ваш нежный слух. ― Он снял берет и положил на стул. ― Разрешите представиться. Каспер Ван Гог.
– Каспер? А я думала, Винсент.
Художник аккуратно отломил кусок булки.
– Что Вы, дорогая! Винсент Виллем скончался в 1890 году.
– 29 июля.
– О, браво! Приятно вести беседу с такой образованной девушкой.
Я только пожала плечами.
– Семь лет художественной школы плюс прекрасная память.
– Вы не француженка? О, молчите. Я сам угадаю с трёх раз. Полька?
– Не засчитано.
– Возможно, шведка?
– Опять не попали. Ладно, подскажу. Я из холодной страны, где медведи играют на балалайках.
Ван Гог стукнул себя ладонью по лбу.
– Как же я сразу не догадался! Эти глаза и волосы, и стать… Позвольте, я напишу Ваш портрет. Вы сможете подарить его мужу, ну, скажем, на Рождество.
– Договорились. Завтра в десять устроит?
Художник расплылся в улыбке.
– Я обычно творю на набережной Жоржа Помпиду. Если погода будет хорошей ― приходите.
Допив свой чай, старик положил вторую булку в холщовую сумку, натянул берет и обмотался длинным шарфом.
– Позвольте откланяться, мадам. Был рад нашей встрече.
Колокольчик прозвенел, и моего нового знакомого поглотил сумрак холодной ночи. Что ж, мне тоже пора. Кивнув продавщице, я покинула булочную. Какие странные, эти художники! Познакомились, называется. Ван Гог даже имени моего не спросил. Хотя, зачем? Для него я навсегда останусь русской. Просто русской в Париже. Домой идти не хотелось. Но я боялась заблудиться в малознакомом городе, а ночевать на лавочке как-то не привыкла. Огромные часы над будкой консьержа показывали девять. В это время я обычно сидела на работе, высасывая из пальца рекламные фишечки. Я любила тот малый промежуток времени, когда сотрудники агентства покидали свои рабочие места, и я оставалась одна, совсем одна в огромном пустом помещении. Не отвлекаясь на трескотню коллег и телефонные звонки, я делала основной объём работы. А что теперь? Не пройдёт и года, как моё тело и мозги заплывут жиром, я стану злой и раздражительной или вялой и апатичной, и из царевны превращусь в лягушку. Перспективы регресса с последующей деградацией не радовали. Да, я не могла заниматься рекламой, пока не могла. Но переводами… Почему бы и нет? Вот только где? Луч света заблестел в тёмном царстве. Коста! Он же жил с семьёй в Париже. Возможно, посоветует, к кому обратиться, или сведёт с русскими, которых тут обитало великое множество. Я не знала, где грек находился в настоящее время, но ведь можно позвонить!
Побродив по огромной пустой квартире, я, наконец, решилась. Минута, и на том конце ответили.
– Коста? Здравствуйте. Это Василиса. Помните? Я из России.
Мужчина улыбнулся. Я ощутила это через мембрану сотового.
– А, отчаянная девушка из терема соседа? Очень рад.
Я кашлянула.
– Не знаю, удобно ли обращаться с таким вопросом, но…
– Говорите. Чувствую, что Вам нужна моя помощь.
Собралась с мыслями и выпалила на одном дыхании.
– Очень нужна. Я оказалась в Париже, без друзей, без работы, безо всякой надежды вернуться на Родину.
– Нужны деньги? Жильё? Это не проблема.
– Нет. Я не бедствую и живу не под мостом, а в квартире мужа, но…
– Поздравляю. Не думал, что господин Логачёв позволит Ивану так рано жениться. Значит, Вы так впечатлили непростое семейство…
Я тяжело вздохнула.
– Семейство решило выдать меня за Егора, но это долгая история. Словом, прилетев в Париж…
– Вы ощутили тоску по Родине. Не беда. Это пройдёт.
– Дело не в тоске. Я не могу и не хочу сидеть дома, я бы хотела работать. Вот только где? Ума не приложу.
– А что Ваш свёкор?
– Причём тут он? Я же большая девочка.