– Как я смогу доказать тебе, что настроен серьезно, если все держится в тайне? Это невозможно. Поэтому я больше не хочу никаких тайн. Даже несмотря на то, что вызову гнев многих и многих. Ведь считается, что я для тебя недостаточно хорош.
– А ты думаешь, что достаточно для меня хорош?
– Пока нет. – Он покачал головой. – Но хочу стать.
В глазах ее что-то промелькнуло, и она спросила:
– А знаешь, о чем я сейчас думаю?
– Понятия не имею.
Пенелопа расправила плечи и, глядя ему прямо в глаза, проговорила:
– Я думаю, что все дело в футболе. Твоя карьера закончилась, и теперь, чтобы поддерживать интерес к жизни, ты ищешь… новые вызовы… А я для этого очень удобна.
Эван уперся локтями в колени и проговорил:
– Нет, ошибаешься. Во-первых, в тебе нет ничего удобного. А во-вторых… Ведь я думал о тебе и хотел тебя постоянно, хотел все эти годы. При чем же здесь футбол?
В ее глазах опять что-то промелькнуло.
– Но ты тогда ушел, Эван. И даже не оглянулся.
– У меня были на то причины. – Он отвел взгляд и тяжело вздохнул.
– Какие же? Что за причины?
Он знал, что должен был рассказать ей абсолютно все, но не здесь и не сейчас. Однако выхода не было. Он никогда никому об этом не говорил и сейчас очень надеялся, что Пенелопа его поймет.
Собравшись с духом, Эван сказал:
– Мой отец знал про тебя.
Глава пятнадцатая
Ошеломленная его словами, Пенелопа в растерянности заморгала.
– Как же так?.. – пробормотала она.
Эван пожал плечами.
– Он ничего конкретного не сказал, а я не мог спросить, потому что спрашивать – означало подтвердить его подозрения. Но мне показалось, что он все про нас знал.
– Думаешь, он знал про подвал? – Пенелопа облизнула губы.
Эван посмотрел ей в глаза.
– Да, уверен, что знал.
– Почему ты так думаешь? Может быть, он заметил, как мы смотрели друг на друга?
Эван покачал головой.
– Нет, не в этом дело. И отец говорил со мной очень серьезно и строго.
Пенелопа задумалась… Ведь Патрик Донован давно мертв. А они с Эваном давно уже не подростки. Но почему же у него сейчас такое странное выражение на лице?
– Что именно он сказал? – спросила Пенелопа, внезапно встревожившись.
Глядя куда-то в сторону, Эван глухо проговорил:
– Отец, сказал, я должен прекратить. Сказал, что наши жизни… направлены в разные стороны. И сказал, что не хочет видеть, как тебе делают больно.
Пенелопа кивнула. Хотя совершенно ничего не поняла.
– Но ты не делал мне больно, Эван…
Его лицо исказилось болезненной гримасой.
– Разве нет? А впрочем – не это главное.
Она взглянула на него с удивлением.
– А что же тогда главное?
Он тяжело вздохнул.
– Видишь ли, к тому времени мне уже предложили полную стипендию в трех университетах «Большой десятки», и считалось, что у меня имеются все данные, чтобы стать профессионалом. Отец сказал, что в колледже передо мной откроется жизнь, полная соблазнов, устоять перед которыми я не смогу. Поэтому с моей стороны было бы нечестно удерживать тебя… достойную стать звездой, а не жить в моей тени. – Эван невесело улыбнулся и добавил: – Это его слова, не мои.
– Но я все равно ничего не понимаю, – пробормотала Пенелопа. – Мы же с тобой не были парой, то есть – по-настоящему. Почему ему вообще такое в голову пришло?
– Вот поэтому я и думаю, что он каким-то образом увидел нас в подвале. Кроме того, он был… моим отцом. Так что, наверное, кое-что замечал. И, вероятно, догадывался о фантазиях, роившихся в моей голове.
Пенелопа облизнула внезапно пересохшие губы.
– О каких фантазиях?
– Я мечтал о будущем… с тобой.
Пенелопа крепко сжала кулаки – чтобы не потянуться к нему.
– Но ты никогда не говорил ничего подобного. Даже не намекал…
Эван снова вздохнул.
– Думаю, я осознал все это только тогда, когда отец сказал об этом.
Пенелопа долго молчала. Наконец спросила:
– А когда происходил этот ваш разговор?
– За два дня до его гибели. И это был наш с ним последний настоящий разговор, – добавил Эван почти шепотом.
Пенелопа сморгнула слезы, навернувшиеся на глаза.
– Он на тебя злился, да?
Эван кивнул.
– Да, очень. И сказал, что я эгоист, что я могу получить любую девчонку, какую только захочу, поэтому должен оставить тебя в покое, чтобы ты могла вести нормальную жизнь. И еще говорил о том, что ты – единственный ребенок в семье, а твои родители, уже пожилые люди, не могут обеспечить тебе такую жизнь, какую ты заслуживаешь. И поэтому я не должен лишать тебя этой жизни, теперь поняла?
Пенелопа невольно всхлипнула. О да, теперь-то она поняла. И получалось, что тот последний его разговор с отцом определил их с Эваном будущее.
Она смахнула слезы и снова всхлипнула.
– Как жаль…
Эван судорожно сглотнул и вновь заговорил:
– В ту ночь, когда он погиб, когда я пришел к тебе, у меня в голове все перепуталось, Пен. Я вообще ничего не соображал.
Она потянулась к нему и прошептала:
– Знаю, Эван. Я была не такой уж наивной. Я все понимала, но хотела, чтобы ты остался со мной.
На щеке у него дернулся мускул, и он, снова сглотнув, продолжал: