Как в первый раз

Хмурый и несчастный, Эван сидел у себя в квартире, глядя на панораму Чикаго, открывавшуюся из его окна. Он не знал, правильно ли поступил, хотя… А был ли у него выбор?

Как бы то ни было, ему опять удалось все испоганить, черт бы его побрал!

Да, он всегда все портил, и это – его роковой недостаток. Все, к чему он прикасался, превращалось в дерьмо! А ведь мог бы сейчас лежать с ней в ее постели, если бы держал язык за зубами. Но нет, он на это не способен. Собственная глупость заставила его играть честно, и он попытался объяснить Пенелопе, что она для него значила. Объяснил так, что хуже не придумаешь. И теперь она снова его возненавидела. Все это походило на тот роковой матч, после которого он очнулся на больничной койке. Тогда он тоже, пренебрегая опасностью, попытался заработать тачдаун вместо того, чтобы выбрать безопасный проход. А сейчас совершил ту же идиотскую ошибку с Пенелопой…

Эван сделал глоток виски. Что ж, по крайней мере, он пока что не пьет прямо из бутылки, все-таки некоторый прогресс.

Зазвонил внутренний телефон пентхауса, и он, сняв трубку, сказал:

– Пусть побыстрее поднимается наверх, Карл.

– Хорошо, сэр, – послышался голос в трубке.

Эван тяжело вздохнул. Ну вот… Он сдулся и вызвал подкрепление. Возможно, это – и не самое умное решение, но он действительно не понимал, что теперь делать. Наверное, самое время признать свое поражение…

Скорее всего, он поступил правильно, отказавшись от Пенелопы много лет назад (хотя и недостойным методом). Но будет ли это правильно сейчас? На этот вопрос Эван не мог ответить. Но хотелось бы знать, разве он подходит ей, если любым своим поступком делает ее несчастной?

В дверь постучали. Он поднялся и пошел открывать.

На пороге стоял Джеймс с бутылкой в руке. Заметив в руке Эвана стакан, брат спросил:

– Уже начал?

Эван отступил на шаг, пропуская гостя. Вздохнув, пробормотал:

– Ага, уже. Спасибо, что пришел.

– Но ты же знаешь, что я приду всегда, если позовешь. – Джеймс прошел в кухню и вытащил из шкафчика два стакана. – Хотя… Должен признаться, я удивлен. Ты ведь не большой любитель поговорить.

Эван снова вздохнул. Что верно, то верно. Исключение он сделал ради Пенелопы. Хотелось выяснить, можно ли еще исправить то, что он натворил. Да-да, он должен был все исправить! Пусть даже в процессе «исправления» выяснится, что он ей не подходит.

Усевшись в огромное «клубное» кресло, Эван задумался. Черт возьми, он просто не знал, с чего начать!

Джеймс поставил стаканы на кофейный столик и, сев на диван, налил виски. Взглянув на брата, сказал:

– Можешь взять свежую порцию.

Эван допил остатки из своего стакана и взял новый.

– Спасибо. Грейси, наверное, ужасно разозлилась из-за того, что я вытащил тебя из постели.

Джеймс откинулся на спинку дивана и сделал глоток.

– Нет, не разозлилась. Вообще-то она сказала… нечто очень странное.

– Что именно? – спросил Эван. Хотя он догадывался, что могла сказать Грейси. Ведь она наверняка предполагала, что они с Пенелопой окажутся в постели, будут заняты всю ночь.

Джеймс пристально посмотрел на него и проговорил:

– Она сказала буквально следующее: «Плохи дела, так что тебе лучше пойти». И не задала ни одного вопроса, что совсем на нее не похоже. Как будто она уже знала, почему ты звонил.

«Вот и удобный момент! Вот теперь можно все рассказать!» – мысленно воскликнул Эван. Но опять-таки… как же начать? И как описать свои чувства? Как рассказать о том, чего он сам толком не понимал?

Сделав глоток из своего стакана, Эван пробормотал:

– Ну да, Грейси… вроде бы знает.

Джеймс кивнул. И как будто совершенно не удивился.

– А что именно ей известно?

Эван снова отхлебнул из стакана.

– Даже не знаю, как начать…

– Лучше всего – с начала, – отозвался Джеймс.

Эван сделал глубокий вдох – и шумно выдохнул. Затем взглянул на брата. А тот внимательно смотрел на него, пожалуй даже с некоторым любопытством.

– Ладно, хорошо, – кивнул Эван. – В общем… я практически уверен, что люблю Пенелопу и любил ее всегда, с моих семнадцати лет.

Джеймс в растерянности заморгал. Помотав головой, пробормотал:

– Погоди-погоди… Что ты сказал?..

И тут Эван вдруг почувствовал, что теперь, когда он сказал самое главное, говорить станет гораздо легче.

– Пенелопа – она ведь лучшая подруга нашей сестры, ты ведь знаешь, да?

Джеймс поставил стакан с виски на кофейный столик и тихо сказал:

– Да, я знаю, кто такая Пенелопа. – Он в изумлении смотрел на брата.

А Эван сделал еще глоток и добавил:

– Я, разумеется, не уверен, но мне кажется, что я ее люблю. – Сказав это, он вдруг почувствовал, что ему стало значительно легче. «А может, именно поэтому люди так часто говорят о своих чувствах?» – промелькнуло у него.

Тут Джеймс откашлялся и, упершись локтями в колени, спросил:

– А она догадывается?

– Нет, наверное… – Эван вспомнил выражение, появившееся на ее лице, когда он начал рассказывать ей про свою последнюю сексуальную эскападу. В точности таким же взглядом она одарила его в вечер свадьбы Шейна и Сесили. В ее глазах тогда было… разочарование и отвращение. – Если честно, то я вообще не знаю, что она обо мне думает.