В результате растет преступность и прочие признаки социального распада. Большая часть преступности — это нападения бедняков друг на друга, но достается и более привилегированным. Люди крайне обеспокоены — и с полным на то основанием, так как общество становится очень опасным.
Конструктивный подход к проблеме потребует обращения к ее фундаментальным причинам, но об этом речи нет, потому что неизменная цель нашей социальной политики — укрепление государства-благотворителя для богатых.
В этих условиях единственный доступный для правительства ответ — потворство страху перед преступностью, наступление на гражданские свободы и попытки управлять бедными, в основном с применением силы.
То же самое творится по всему Бостону. Есть и новая форма — «грабеж доброго самаритянина». На дороге имитируют спущенное колесо, кто-нибудь останавливается помочь, а у него утоняют машину, избивают — это если повезет, или убивают — если нет.
Это все из-за усиливающейся поляризации общества, происходящей последние двадцать пять лет, и из-за маргинализации широких слоев населения. Эти люди лишние, им нет места в производстве благ (читай — прибылей), а при доминировании идеологии, по которой права людей зависят от того, что они могут себе раздобыть в рыночной системе, они лишаются ценности как люди.
Все более широкие слои населения остаются без организационных форм и способов конструктивного реагирования и ищут доступных решений, часто насильственных. Во многом именно такие решения поощряются массовой культурой.
Крайне правые приветствуют эти предложения, называя их величайшим шагом в борьбе с преступностью. Это, конечно, самый невероятный билль о преступности в истории. По нему федеральные расходы на подавление взлетают в пять-шесть раз. Но ничего конструктивного в нем нет. Просто больше тюрем, полиции, еще более суровые приговоры, расширение применения смертной казни, новые преступления, три удара — и вам конец...
Неясно, сколько еще давления и социальной деградации надо, чтобы люди сказали «хватит». Некоторые готовы просто загнать их в городские трущобы, по сути, концентрационные лагеря, и позволить друг друга истреблять. Но кое-кто норовит вырываться на свободу и ставить под угрозу интересы зажиточных и привилегированных. Значит, надо укреплять тюремную систему, кстати, это еще и полезная инъекция для экономики.
Клинтон, естественно, подает этот свой законопроект как крупную социальную инициативу, и не только из извращенных политических соображений — ведь вокруг него легко устроить истерику, — но и потому, что он отражает подходы так называемых новых демократов — ориентированного на бизнес сегмента Демократической партии, к которому принадлежит сам Клинтон.
Как к преступлению. По этому вопросу я согласен с «Эмнести интернэшнл», да и с большей частью мира. У государства не должно быть права отнимать у людей жизнь.
Это сложный вопрос, не хотелось бы прибегать к скороговорке. Во-первых, нельзя валить в одну кучу марихуану и кокаин. Марихуана не имеет тех смертельных последствий, которые бывают у кокаина. Можно спорить о пользе и вреде марихуаны, но на шестьдесят миллионов людей, прибегающих к марихуане, не выявлено, кажется, ни одного случая передозировки. Криминализация марихуаны имеет причины, не относящиеся к заботе о здоровье людей.
Другое дело сильные наркотики, к применению которых людей толкает отчасти запрет на слабые. Они чрезвычайно вредны, однако вред от них многократно меньше вреда от табака и алкоголя, если говорить о последствиях для общества, включая летальные.
Некоторые слои американского общества получают барыши от торговли сильными наркотиками. К ним относятся крупные интернациональные банки, занимающиеся отмыванием денег, и корпорации, продающие химикаты для производства сильных наркотиков в промышленных масштабах. С другой стороны, жителям городов наркотики доставляют страдания: одних разоряют, других доводят до крайнего отчаяния. Так что существуют различные интересы.
Право на ношение оружия