Как управлять вселенной не привлекая санитаров

Поезд постоял еще с пол часа возле опустевшего перрона, потом без объявления тихо, словно опасаясь привлечь чье-то внимание тронулся с места. Поезд двигался резво и уверенно в соответствии с секретным австрийским расписанием. Естественно, что светило солнце. Естественно, что оно склонялось к закату, поскольку было уже семь часов вечера. И естественно что за окнами мелькали, в соответствии с литературно писательской фразой, белые аккуратные домики. Потом мы выехали за пределы Австрии. Устрашающие немецкие имена городков и полустанков, типа Штраусенбахен сменились игривыми итальянскими названиями. Было уже темно, окрестностей было не разглядеть, но, надо полагать, что домики тоже перестали быть белыми и аккуратными. Поезд по инерции прокатил еще несколько километров и остановился. По всей видимости итальянцы так и не сумели разобраться во всех деталях секретного австрийского плана. Поезд постоял с часок потом снялся с места и резво покатил, после чего также резво остановился. Эта итальянская езда в стиле гоп — стоп начала откровенно раздражать, поскольку пункта назначения мы не знали и на каждой остановке со страхом ждали команду "выгружайся!". Очевидно мы хорошо запаздывали, поскольку был уже час дня, а по примерному плану мы должны были прибыть часов в 11–12. В очередной раз поезд притормозил на каком-то полустанке. Потом остановился окончательно и, почему-то показавшаяся неожиданной в воздухе повисла то ли русская, то ли итальянская фраза "выгружайся!".

Мгновенно все пришло в движение. Запуганные легендами о "Летучих Голландцах" эмигранты серьезно надеялись уложиться в трехминутный австрийский норматив.

В соответствии с заранее распределенными ролями к выходу из вагонов устремились "принимающие". Команда "подающих" осталась в вагонах. Принимающие выстроились цепочкой напротив своих купе. Распахнулись амбразуры окон и в них показались первые чемоданы. Уже зазвучали первые деловые окрики, как раздался громкий хлопок.

"Граната, террористы!" — прозвучал чей-то испуганный голос. Я присел от неожиданности, ожидая что сейчас последуют длинные автоматные очереди. Несколько человек по соседству, очевидно недавно побывавших на военных сборах бросились плашмя на землю. Какой-то "крутой" парень, вероятно бывший афганец ловко перекатился под вагоном и очутился с другой стороны железнодорожного трака. Но выстрелов не было слышно. Испуганная тишина продлилась секунд пять, потом люди разобрались что к чему.

Один перепуганный эмигрант слишком уж серьезно воспринял инструкции американских родственников "чемоданы выбрасываются из окон" и первым делом действительно выбросил самый ценный чемодан. Чемодан грохнулся на землю, раскрылся и гуси-хрустальные, сопровождаемые прочими стеклянными зверюшками разбежались по перрону.

Павшие эмигранты вскочили на ноги и с удвоенной энергией принялись за работу, Перрон наполнился деловыми и в то же время двусмысленными воплями. "Давай! Суй! Не лезет! Попробуем бочком! Не получается! Суй другой, поменьше!" Высадка шла бойко. Чемоданы перелетали из рук подающих в руки принимающих и перетаскивались в сторону. Негабаритный багаж выносился нормальным путем, через вагонные двери. Старшее поколение, лавируя между поклажей брошенной в коридоре несло самый драгоценный груз — своих внуков. Пожалуй так можно было уложиться в австрийские нормативы. Последний жуткий этап. Торопясь, впопыхах, под руки, на плечах, едва ли не волоком, будто бы из горящего дома эвакуировали самое старшее поколение — прадедушек и инвалидов.

Все! Разгрузка закончилась! Обессилевшие люди садились тут же на чемоданы, просто на перрон, утирали пот, закуривали сигареты выискивая глазами автобусы в которые следовало так же резво садиться. Никаких автобусов не было. У входа в здание железнодорожного полустанка стоял станционный смотритель и широко раскрытыми от изумления глазами взирал на этот странный еврейский табор неизвестно откуда свалившийся на его голову. Мы смотрели на поезд, который в соответствии со шпионским сценарием должен был умчаться прочь. Прошло пять минут, десять. Ровным счетом ничего не изменилось. Автобусы не свалились с неба. Вагоны же казалось прочно прилипли к перрону. Если бы хоть поезд отъехал, хотя бы на сотню метров, было б и то, полегче. А так все чувствовали себя одураченными.

Потихоньку народ успокоился, начал приходить в себя, занимаясь обыденными делами — перетаскиванием и складированием чемоданов. По перрону слонялся грустный владелец хрустального зоопарка, пытаясь отыскать в пыли своих зверюшек. Кто посмелее и полюбопытнее отправились на разведку в станционное здание. "Где мы? Неужели это Италия!" — звучал полу-вопрос, полу-утверждение. Сориентироваться на месте, даже имея подробную карту Италии было невозможно. От таблички с названием станции осталась лишь заключительная часть "INI". Станционный смотритель говорил только по итальянски. У нас же, наоборот, итальянский был исключен из школьных и институтских программ. Прошло еще часа два.