КАК УБИТЬ ДРАКОНА: Пособие для начинающих революционеров

Другое дело — политики с убеждениями. Тут, конечно, тоже не все просто. Если к власти приходят фанатики, одержимые человеконенавистническими идеями, то они становятся угрозой не только конкретному обществу, но и всему человечеству. Тем не менее мир остался бы девственно патриархальным, если бы у власти не оказывались люди с убеждениями, желающие его изменить. Таким образом, вопрос о том, заниматься или не заниматься политикой, всегда сводился для меня к вопросу, есть ли у меня достойные убеждения, ради которых имеет смысл заниматься политикой, а значит, бороться за власть. Пусть и не в пользу себя лично, но в пользу той силы, которая мои убеждения разделяет.

На момент освобождения из тюрьмы я не видел веских оснований для того, чтобы заниматься политикой в России. Я придерживался общедемократических взглядов, таких же, как сотни тысяч других либерально настроенных россиян. Я, естественно, не был согласен с проводимым Путиным политическим курсом практически ни по одному пункту, но в этом я не был уникален. Чтобы выразить свои убеждения, было достаточно поддержать тех, кто был мне близок по взглядам, что я и делал, даже находясь в тюрьме. Лезть в политику для этого было совершенно не нужно. Я не считал, что могу добавить что-то существенно новое к тому, что говорили и делали другие. Ситуация, однако, изменилась вскоре после моего освобождения.

Буквально через два месяца после того, как я, помимо своей воли, покинул Россию, страна стала другой. Точнее, она стала прежней — такой, какой была до перестройки. Как будто воскресший ГКЧП наконец решил разыграть альтернативный сценарий истории. Неудавшаяся попытка задушить революцию в Украине, последовавшее за ней присоединение Крыма к России, в свою очередь, спровоцировавшее войну на Донбассе, — эти события перевернули все в России вверх дном. В считаные месяцы Россия была отброшена политически на десятилетия назад. Произошло первое и самое главное обнуление. Путин и его окружение обнулили все, чего добилось мое поколение, поддержавшее Горбачева и Ельцина в попытке изменить Россию. Это выходило за рамки моего личного конфликта с Путиным. Речь шла уже о принципиальном расхождении во взглядах на судьбу России, ее прошлое, настоящее и будущее. Так у меня возникла мотивация заниматься политикой, которой не было ни в тюрьме, ни в момент освобождения. Она сводилась к очень простой формуле: я должен защитить убеждения и идеалы моего поколения революционеров. Сделать так, чтобы Россия никогда больше не проигрывала своего будущего своему прошлому и не сваливалась в колею, из которой ее с таким большим трудом удалось вытащить в конце 80-х годов прошлого века.

Но как это сделать? Для большинства моих единомышленников ответ на этот вопрос звучал и продолжает звучать предельно просто: убрать из власти Путина и его клику. Выглядит заманчиво, но на деле все не так просто. Мы уже убирали Сталина — и вернулись к сталинизму. Мы убирали Брежнева — и вернулись к застою. В конце концов, мы свергали самодержавие — и спустя сто лет живем при самодержавном режиме.

Я нисколько не сомневаюсь, что можно избавиться от Путина. Рано или поздно он покинет этот мир: бессмертных диктаторов не существует. Но путинизм, сталинизм и самодержавие будут возвращаться в Россию снова и снова до тех пор, пока для них существуют социально-политические и институциональные предпосылки. Хотя персонализировать зло всегда легче и удобнее, дело не в личностях, а в объективных предпосылках, позволяющих любому человеку, достигшему вершин власти в России, стать Путиным, Брежневым или Сталиным. Это работает подобно законам физики. Приходит к власти революционер, новатор, освободитель — а уходит диктатор, сатрап и душитель свободы, цепляющийся за власть вместе с жалкой кучкой коррумпированных приспешников. И конкретная фамилия ничего не значит, потому что русская действительность сломает любого. В определенном смысле не Путин сломал Россию, а традиционная Россия подмяла Путина под себя. Понимание риска для России навсегда остаться обреченной на повторение собственной истории — вот что заставило меня искать адекватные этой угрозе решения.

Постепенно я пришел к глубокому убеждению, что существующая форма власти способствует консервации российского самодержавия и без ее революционного изменения выбраться из самодержавной ловушки невозможно. Я пришел к выводу, что для России с учетом ее исторических традиций и политического опыта приемлема только парламентская форма правления. Разумеется, речь идет о настоящей парламентской республике, а не о ее бумажной версии вроде советского парламентаризма.