Как целует хулиган (СИ)

И Маринка согласилась. Теперь уже переодевалась и прикладывала к себе блестящие лифчики она, а Олег матерился из зала, что они копаются.

Маринка схитрила. Она, конечно, тоже не умела танцевать на шесте, но никто ведь не запрещал импровизировать? Просто дурачилась: закидывала на него ногу, тёрлась задницей, извивалась и гладила руками. Катька трясла поднятыми вверх большими пальцами, Олег наблюдал, иногда морщился, но не орал и не перебивал. А когда музыка закончилась, из зала раздались одинокие хлопки, и Маринка вдруг очнулась. Испугалась. Схватила халатик с меховым воротничком, накинула на плечи.

Чернявый, вальяжно прислонившись плечом к стене, кивнул Олегу на Маринку:

– Эту на место той шальной дуры. А вторая как?

Олег подобострастно вытянулся:

– До стриптиза надо учиться, а вот на гоу-гоу уже сейчас отлично пойдёт.

– Тогда приняты. Обе. Ты – чернявый поднял глаза на Маринку, – в стриптиз, а ты – не глядя, кивнул Катьке, – в массовку. Ты, – Маринке, – за инструкциями ко мне в кабинет, а тебе – перевёл взгляд на Катьку, – всё расскажет Олег. Он твой начальник и хореограф. А тебе, – снова глянул на Маринку, – он только хореограф. Начальник я.

– Но я... – разволновалась Маринка, – вы извините, я не собиралась прослушиваться!

Он недовольно вздёрнул бровь.

– Но прослушалась же? И даже принята. В элиту. Мои девочки котируются очень высоко, у меня здесь не какая-нибудь самопальная порнуха с продолжением в сортире. Секс с клиентами строго запрещён. Ты в этом сраном городе где-нибудь ещё такое видала, вообще?

– Причём здесь это? Я просто не хочу здесь работать! Я за компанию пришла!

Лицо чернявого мгновенно стало жёстким и непроницаемым.

– Обе пошли вон отсюда.

Пока шли к вокзалу, Катька обиженно дулась. Она была жутко расстроена.

– Кать, ну я же и вправду не собиралась... – пыталась оправдаться Маринка.

– Могла бы сделать вид, что обрадовалась и сказать спасибо. Не убыло бы от тебя!

– Но откуда я знала, что он такой псих?

– Ну это да... Псих, это точно. Ну и ладно, хрен с ним, с этим «Воском»! Зато смотри чё, – она сунула руку в сумочку и резко, как фокусник из шляпы, выдернула оттуда что-то блестящее. – Та-дам-м! Компенсация за моральный ущерб!

Это оказались те самые трусы, усыпанные сваровски. Хохотали до слёз.

– Смотри, Пестриковой не показывай, а то будет тебе компенсация! Проклянёт, нафиг!

– Наоборот, ты чё, я в них на отчётник какой-нибудь приду, чтобы Машка ноги с руками от злости перепутала! О! А вдруг они заговорённые на звёздность, и она, вместе с труселями, перейдёт на меня?

– Точно! Прикинь, через полгода по всему городу афиши: Новая звезда Кулька! Махонина в труселях Пестриковой!..

Так, дурачась, незаметно доехали до района. Катька вышла на своей станции первая, Маринка доехала ещё три остановки и тоже сошла.

Не торопясь брела по улице и наслаждалась неожиданно спустившейся свежестью, пахнущей дождём. На душе было легко. Сейчас всё выглядело как-то иначе. Проблемы мельче, страхи глупее. Что было, то было, что теперь-то? Главное, чтобы Кир не узнал.

Нет, ну в самом деле, мало ли причин, по которой девушка может лишиться девственности случайно? У них вон ещё в школе искусств байки ходили, что её можно потерять, если садиться на слишком глубокий перешпагат. Или с велосипеда упасть. Да куча всего!

А Данила... Ну нахрена ему это, связываться с девчонкой, которую крышует папа мент? Уж кто-кто, а он должен понимать, чем ему это светит, и сто процентов поэтому и дал заднюю после её угозы на остановке.

Но на лестничной клетке её ждал облом – три шикарные бордовые розы на длиннющих стеблях, вставленные за ручку двери её квартиры.

Глава 18

Что она там себе придумала про Данилину адекватность? Всё понимает и не станет связываться? Ага. Как же!

Он вёл себя как полный придурок. Как самый настоящий хулиган-малолетка, от которого нет спасения. И цветочки за дверной ручкой – это ещё только цветочки. Вот такой каламбур.

Он был везде: в тупых, понятных только им двоим, надписях на асфальте у подъезда, которые Маринка тщательно стирала, но они появлялись снова. В молчании в телефонной трубке, на которое со сдержанным недовольством многозначительно поднимала бровь Оксана. В случайных людях, подходящих к Маринке на улице и передающих ей комплименты «от друга» или даже – вот нахал! – приветы её папе.

А ещё в камушках, стучащих ночью в её окно. Сначала Маринка затаилась, а потом разозлилась и, демонстративно распахнув шторы, долго всматривалась в темноту, пытаясь различить вороватую тень за кустом или деревом. Он был там, она знала, потому что камень прилетел вот только что, но играл с нею в прятки, нарочно выводя из себя.

Однако, минут через двадцать упрямого бдения, всё-таки признала, что он давно сбежал, и только она, как дурочка, всё стоит тут. Стало стрёмно. На всякий случай показав темноте средний палец, она задёрнула шторы, и тут же вздрогнула от тихого стука камушка в стекло. Вот гад! Ну сколько можно?!

А вернувшись в постель, поймала себя на том, что глупо улыбается.