Сосед замолчал, возможно, напуганный осведомленностью Алекса.
Много напыщенных претензий на аналитику, много туманных намеков, но никаких фактов. Ну да.
– Надеюсь, это благотворно повлияет на бизнес, – заявил Алекс, возвращая газету. Он просто ухватился за тезис из разговора, ему почему-то казалось, что надо тянуть из старика какие-то подробности. Хотя с гораздо бóльшим успехом о происходящем в Москве можно было расспрашивать… ну хотя бы аэрофлотовский экипаж.
Хохлома принесла им по виски.
Алекс не очень хотел пить, но что еще делать.
– Каждый переворот обнуляет правила игры, – многозначительно заявлял Алекс.
Старик молчал.
– Мой бойфренд раньше жил в Чили, у них постоянно были какие-то перевороты, и ему кажется, что это помогло экономике.
Неизвестно, чем ответил бы на «бойфренда» отец – вероятно, микроинсультом; пожилой англичанин вряд ли был консервативен настолько, но Алекс внимательно следил – покоробит ли его это слово.
Их дернуло в подобии воздушной ямы.
– Как вы думаете? Он прав? Мой бойфренд? – напирал не очень уже трезвый Алекс.
– Я очень много об этом знаю.
– Да что вы.
– В 1998 году я входил в международную группу, которая доказывала вину Пиночета.
– Да что вы!!! – заорал Алекс так, что стюардессы выглянули из-за шторки. – Так вы следователь?!
– Не совсем, но близко, – бормотал смущенный старик, пытаясь отцепить пальцы Алекса с рукава
– Я надеюсь, вы арестуете их всех? Вы летите в Москву, чтобы арестовать всех этих Николаевых?! – бесновался Алекс.
– Каких Николаевых?.. О чем вы?.. Прекратите, успокойтесь!
Остаток полета Алекс провел в апатии, которая всегда нападает после эйфорических доз алкоголя, и минералка с лимоном
Объект хочет остаться в нейтральной зоне
Все так рвались в Москву, а Алекс – нет. В длинных шереметьевских переходах он дал обогнать себя всему эконом-классу и встал в самый хвост очереди. Наблюдал за тем, как пограничная служба или менты в сторонке прессуют какого-то испуганного мужика, у которого что-то не так с визой (а тот ни бе ни ме по-русски), Алекс вяло подумал помочь, но нашелся кто-то другой. Он понял, что это может случиться здесь. Арест.
Несмотря на отупение и на то, что ему стало почти по барабану, зачем он в Москве (ребус,
Между прочим, он ведь может не перешагивать. Развернуться прямо сейчас, остаться в транзитной зоне, пробить возвращение обратным рейсом, если нужно, заплатить за это… Его же силком не втащат за эту черту? Означающую государственную границу? В Шереметьево он не на территории РФ, даже будучи гражданином РФ? Это надо быстро загуглить; вспомнились истории про Сноудена, который якобы месяц провел в здешнем капсульном отеле, для такого не предназначенном. Английские журналисты специально командировались куда-нибудь со стыковкой в Москве, чтобы побродить по нейтральной зоне Шереметьево и чуть ли не простучать саркофаги… Или как уж он там выглядит, капсульный отель…
Зеленая стрелка.
А отец и не заметит. Даже если это действительно он поручал. В его круглосуточном сидении в Кремле, в Сочи, в бункере – где уж они там делают переворот? – в развороченном обыском Ново-Огареве, где бумаги клипово-печально, медленно валятся с потолка в стробоскопах, отцу явно не до того. Он в своем кофейном или коньячном бреду тотального государственного недосыпа и не вспомнит, что вызывал сына, и не заметит, что тот не прилетал, и…
Пограничник шлепнул штамп и протянул паспорт.
Алекс даже не стал вымучивать ответной вежливой улыбки.