Как стать многодетной за один день

Он тяжело сглотнул, борясь с минутной слабостью, сейчас главным было не желудок набить, а Лизку вытащить. Ее отправили к участковому-надзирателю. Он сам видел, как ее, хмурую, опустившую глаза в пол, вели в здание народного комиссариата, как какую-то преступницу.

— Виктор Альбертович, спасибо, вы в очередной раз нас выручили. Как вы со всем справляетесь, ума не приложу. Если бы не ваша помощь в содержании заразного барака… — Бородатый тощий старичок низко кланялся строгого вида мужчине, одетому в старомодный сюртук до колена с прямыми полами. В руках у него был чемоданчик.

Время было позднее, на улице уже успело стемнеть.

Парень пригнулся, притаившись около резного палисадника, которым был обнесен дом.

Заразный барак? Так тут лечебница? А этот человек — доктор? Интересно, если сказаться больным, его накормят? С другой стороны, только сунешься — обратно не отпустят. Он уже слышал про приёмники-распределители для несовершеннолетних, беспризорников сейчас много. Наверное, и Лизку туда захотят отправить, если она про отца не созналась.

— Не стоит благодарности, я просто делаю свою работу, — холодно отвечал доктор.

— Ну что вы, вы же наш благодетель, сейчас еще время такое непростое…

— Непростое? Сейчас? Сколько живу, столько это слышу, — иронично заметил Виктор Альбертович. — Когда же оно было простым-то? Очевидно, я не застал.

— Да вы просто так молоды еще… Вот раньше то, во времена моей молодости, все по-другому было. А сейчас так все никудышно. Столько непризорных сирот кругом, разносят заразу, так еще и воруют.

Максим потер отбитый в драке с местными бок. Еле живым ноги унес. Должно быть, синячище здоровенный будет.

— Ну да, конечно-конечно… — вежливо улыбнулся доктор, поворачиваясь на каблуках начищенных до блеска ботинок с большими красивыми пряжками, и вышел из-за калитки.

Максим прижался к забору, чтобы его не заметили. Старик, тоже потоптавшись на крыльце, ушел. А вот запахи из здания стали только сильнее. Макс пригляделся сквозь рейки в заборе — прямо напротив него было открыто окно.

Похоже, запах шел оттуда. Может, там столовая? Он только одним глазком заберется и посмотрит. Вдруг что-то стащить удастся?

Крадучись, перебравшись через палисад, парень, пригибаясь к земле, добежал до открытого окна.

За то время, что он подслушивал, стемнело еще сильнее. Теперь его точно не заметят.

Вытянув руки, подпрыгнул и зацепился за подоконник, подтянулся и, цепляясь локтями, заглянул внутрь.

«Хлеб!»

Стыд и горечь внутри от того, что берет чужое, смешались с волнением. Прямо перед ним лежало несколько буханок. Схватив одну, он спрыгнул обратно и дал деру, вот только у самого забора сильная рука схватила за воротник.

Дыхание сдавило, он попытался вырваться — бесполезно.

— Так, так, так… — раздался над ухом строгий голос, в свете фонаря блеснули пряжки на ботинках. — Похоже, беспризорников нынче и правда перебор.

Его с силой тряхнули как нашкодившего котенка. Максим изо всех сил вцепился руками в хлеб, чтобы не уронить.

— Пустите! — прохрипел он. Ворот рубахи впивался в горло, мешая говорить.

«Как там его назвали? Виктор Альбертович?»

— Верни что взял и проваливай, — холодно отчеканил доктор.

«Нашел дурачка!»

— Виктор Альбертович, пожалуйста… — жалостливым голосом попросил он.

— Знаешь меня? — Мужчина на мгновение ослабил хватку, и этой секундной заминки хватило, чтобы Максим, извернувшись, крутанулся и изо всех сил вцепился зубами в руку, которая его держала.

На языке появился соленый привкус. Неужто прокусил?

— Ах ты мелкий… — страшным рычащим голосом начал ругаться Виктор, но рубаху выпустил.

Подхватив буханку, Максим рванул вперед. Нужно убежать как можно дальше. В темные подворотни, забиться в какую-нибудь темную дыру, где не достанут, и насладиться украденным хлебом вдоволь.

Весь мир сводился к добыче, которую он запрятал под рубаху. Сердце бешено билось, когда он шмыгнул за поворот, побежал через улицу.

Не замечая прохожих, шума улицы, криков. Весь мир сводился к добыче.

Откуда доносятся крики?

Это Виктор Альбертович пытается его догнать? Не догонит!

Жалящий страх быть пойманным проникал в каждую клеточку тела, а потому запряженный лошадью экипаж он заметил в самый последний момент.

В ужасе попытался увернуться, но слишком поздно.

Сильный удар копыт отбросил мальчика в сторону, он упал на мокрую траву у обочины. Последняя мысль — почему же столько крови во рту. Ведь не настолько сильно прокусил руку доктора…

— Он не дышит!

— Убило мальца. Копытами раз… и намертво. Кровищи-то сколько, кажись, голову пробило.

— Так чего же он на дорогу выбежал как шальной, наверняка из шпаны…

Над ним суетились люди, трогали его, толкали. Он слышал, чувствовал. Но сил открыть глаза и сказать, что он жив, не было, ноги-руки не слушались, словно больше не принадлежали ему. Грудь сдавило железным обручем, так что вздоха не сделаешь, тело объяло огнем. Боль заполняла собой без остатка, оттесняя на второй план крики прохожих.

Последнее, что он услышал, было:

— Пропустите, я врач.