В зал заседания меня привели последним. Я гордо прошествовал на своё место и сел между Воблой и Тони. Почти сразу появился судья со своей безмолвной
– Крайний срок для выдвижения обвинения, определённый как 16 января 2009 года, оказался излишне коротким. На запросы, сделанные в адрес зарубежных официальных лиц, не пришли еще ответы. Следствие не завершено. Дополнительно требуется время для прокуратуры, которая должна иметь время для рассмотрения обширных материалов дела.
Вобла говорила торопливо, всё больше косясь на Тони.
– У подозреваемого ожидаются большие финансовые потери и трудности… как результат его ареста. Но, учитывая серьезность преступлений и важность расследования, его нахождение в тюрьме не является чрезмерной мерой.
Судья сделал паузу для перевода, а потом снисходительно заговорил, обращаясь исключительно к Тони:
– По сей день существуют общие и особые причины для ареста. Подозреваемый будет продолжать находиться под стражей до 27 февраля этого года, или до вынесения приговора, если не будет других указаний. На его виновность прямо указывают неточности, найденные в бухгалтерии компании, а также имеющиеся в конфискованном компьютере бланки фирм, печати и подписи, с помощью которых весьма возможно подделывать разную финансовую документацию.
Тут судья перевёл свой взгляд на Живчика:
– Нижний суд считает, что уведомление, озвученное главным следователем о найденных в бухгалтерии и компьютере подозреваемого вышеуказанных улик… – тут он выдержал драматическую паузу, – Даже в таком виде достаточно честное. Поэтому суд считает, что рассмотрение единичных документов вновь ничем не оправдано.
Тут я заметил, как резко побледнел Тони. Интересно, он так меняет окрас от злости или от ярости? Даже мне, далёкому от юридической кухни, совершенно очевидно, что судья сейчас с наслаждением вытер об него ноги. Такой лёгкий финальный штрих к короткой схватке столицы и периферии.
– Все расследуемые преступления являются настолько серьезными и ожидаются настолько тяжелые последствия, если, конечно, подозреваемый будет впоследствии признан виновным, что есть причины подозревать, что он будет уклоняться от встреч со следователями и попытается вообще избежать судебного рассмотрения. Арест требуется, чтобы все мы были уверены, что следствие, суд, а также возможное наказание будут доведены до исполнения. Это решение нельзя обжаловать. Но это решение может быть опять вынесено адвокатом подозреваемого на обсуждение в Суде второй инстанции в городе Коувола.
Тут он не выдержал, ухмыльнулся, победоносно посмотрел на Тони и от всей души шарахнул молотком.
Вертухаи позволили мне пообщаться с Тони прямо у выхода из суда. При этом они выглядели какими-то смущёнными. Зато Тони продолжал кипеть:
– Он предложил мне в третий раз подать жалобу в Суд второй инстанции, хотя прекрасно знает, что по закону это делается только один раз. Я и так за последние 96 лет оказался единственным адвокатом со своим повторным обращением. Это совершенно недопустимое нарушение этических норм.
– Даже я это заметил, – надо же немного, хоть и дипломатично, его поддержать, –
Тони покивал, но не успокоился. Мне бы его заботы.
– Тони, а когда следующий суд? Неужели только в конце февраля?
– Мы попробуем заставить их это сделать пораньше. По закону можно вынести это дело на рассмотрение уже через две недели, если для этого будут основания, – он покрутил свой портфель, – Точнее, если судья захочет увидеть эти основания.
– Буду надеяться и ждать, – вздохнул я, но вдруг опомнился, – А вы мне сигареты не забыли купить?
– Купил, – он достал из портфеля пакет, – Тут три блока и зажигалка. Понимаю ваше состояние, сам раньше много курил.
– Большое спасибо. Включите все расходы в счёт.
– Не сомневайтесь. До свидания, – Тони пожал мне руку, кивнул вертухаям и пошёл к своей машине.
Вертухаи, старательно отводя взгляды от моего пакета, повели меня к тюремной парковке.
Возвращение в Коннунсуо было траурным. Вертухай сразу проводил меня в камеру и, буквально через четверть часа, привезли обед. Кое-как поковырявшись в тарелках, я сделал себе почти чёрный чай из двух пакетиков и улёгся раздумывать над своим дальнейшим житиём-бытиём в этой стране юридических чудес.
С судьёй просто и понятно. Для него это дело принципа