Как стать контрабандистом

Щетинистый достал листок бумаги и стал зачитывать. Агрипина сначала жадно вслушивалась, но буквально сразу на её лице всё больше высвечивалось разочарование, и переводить она начала уже обыденным голосом:

– Вы устно… это, значит, только одними словами… но в присутствии свидетелей… угрожали применить силу против старшего таможенного инспектора… это у них называется силовое противодействие должностному лицу. Случилось это… когда стражники вас вели из зала суда назад в камеру… то это… вы им передали очень серьёзную угрозу… ну, сказали по-английски… I will kill Arto... А этот Арто утверждает, что вы очень опасный преступник и контрабандист… угрожаете ему и его семье физической расправой в связи с его профессиональной деятельностью… а он, это… глава следствия в вашем деле. Да, а раньше, на основании именно его рапорта… это… суд вас арестовал. Теперь он очень боится за себя и за жизнь своей семьи. Это всё.

– Как всё?

– А что, вам мало? Но больше ничего нет. Полицейский вот говорит, что это… ещё есть два заявления свидетелей из таможни, но они написали о том же самом.

– Я что, похож на рефлексирующего отморозка?

– Я только перевожу… но никогда таких, о ком вы говорите, не видела… а вот вы… вы очень устало выглядите. И с вас это… кровь на пол капает. Потом будет трудно отмыть.

– Спасибо за заботу, – я приподнял руку повыше, – А туалетной бумаги или салфеток каких-нибудь здесь не найдётся?

Щетинистый молча вытащил из ящика стола несколько смятых салфеток из McDonald’s и протянул Агрипине. Она передала мне с вопросом:

– Это вы там поранились?

– Нет, – машинально ответил я, продолжал думать, что нужно рассказать, – Знаете, англичане правильно говорят: «A goose quill is more dangerous than a lion's claw».

– Значит, вы с ним всё же сцепились? Хоть морду-то набили?

– Его там не было. А сие мудрое изречение гласит, что гусиное перо страшнее львиного когтя.

– Вы что, его потом пером пырнули?

– Господи, да нет же. Это просто провербальничек такой… ну, это типа пословицы, в натуре. Слово ранит больнее кинжала. Примерно так. А кровь… она течёт из-за неудачно вытащенной иглы. Капельницу мне в больнице ставили.

– Вы что, наркоман?

– Агрипина, меня здесь все на контрабас подписывают… а я ни сном, ни духом… уже месяц голодный сижу… со спиной что-то хреновое случилось… зубы полетели… а тут ещё эти фантасты на мою голову, – я понял, что зарапортовался, и заткнулся. Потом выставил вперёд здоровую руку и, глубоко вздохнув, сказал, – Стоп! Обо мне потом. Спроси, что ему от меня надо… чисто конкретно? Только ознакомится и поставить свою закорючку, или надо записать и мою версию?

Они затеяли оживлённую беседу, причём bad cop просто на глазах ударно перековывался в good cop и даже старался незаметно втягивать брюхо между выдохами. Его явно пробил купидоновский арбалетный болт. Ещё минут пять-десять и сорвётся взмыленный легавый бриться и подмываться. Ох, далеко наша Агрипина по здешним кобелиным штабелям пойдёт в поисках своего бабьего счастья.

Я вынужденно занялся салфетками, хотя внутри потянуло холодком и стало снова нервно потряхивать. Обложить бы их всех многоэтажным, да… никакого толка не будет. Тут надо исхитриться и как-то уходить по-английски, пока не послали по-русски… но на чухонской манер.

Нет, но как быстро следаки сообразили мне подлянку кинуть! Ни один суд не придерётся. Для местных законников два заслуживающих уважения свидетеля своими показаниями могут любого под цугундер подвести. А вот врут здешние стражи границы вообще без всякого зазрения совести. В этом я уже в четвёртый раз на собственной шкуре убеждаюсь. Причём задокументировано. И не найти мне тут парочки-тройки более уважаемых контр-свидетелей. Такой вот очередной облом.

Вздохнув, я стал буравить полицейского взглядом. Не помогло. Тогда я негромко попросил Агрипину:

– Скажи этому говорливому: «Раньше сядем – раньше выйдем». Мы же тут не до утра собираемся торчать? Что он от меня хочет?

Агрипина ощутимо недовольно прервалась и задала короткий вопрос. Последовал такой же ответ, как комара отогнал:

– Как это было?

– На суде мне стало плохо. Судья прямо с заседания отправил меня к доктору в сопровождении двух сотрудников таможни. Пока мы шли в тюрьму, они спросили, чем вызвано моё такое плохое самочувствие. Я сообщил, что это результат их методов проведения допросов. Особенно этим отличился Арто. Да, ещё добавил, что начальство их за это сильно накажет, если со мной случится что-нибудь серьёзное. С переводчиком я говорил только по-русски, – я слегка скривился, но утешил себя, что украинский это просто опоганенный поляками русский, – И уж точно никакой фразы по-английски «I will kill Arto» я не произносил.

Агрипина закончила переводить и они оба уставились на меня.

– Как вы описали… ожидаемое наказание?