Хотя после стольких лет вместе я все же испытываю некоторую симпатию к этой старой колымаге, в которой не раз оставалась на ночевку. Садясь в обшарпанный салон, я частенько вспоминала наполненные страхом ночи, многочисленные попытки устроиться поудобнее на заднем сиденье, тени снаружи, в которые вглядывалась до рези в глазах, стук в стекло или то, как рвались открыть запертые двери.
Клянусь, я дрожала всякий раз, как садилась за руль.
Выехав на Двадцатое западное шоссе в сторону Чаудранта, я чуть больше четверти часа двигалась в одиночестве. Компанию мне составляли только колышущиеся в летнем зное высокие деревья по обе стороны дороги, чем-то напоминая зеленый огонь. Лето превратило Луизиану в тропический лес. Когда я оказалась здесь впервые, даже начала писать об этом. На тот момент я встречалась с милым парнем и согласилась к нему переехать, но вскоре выяснилось, что он социопат, монстр и наркоман. Стихотворение о местной флоре сразу же показалось мне чертовски глупым.
Я писала стихи, пока была бездомной, но перестала сразу же, стоило Ли Стивенсону поднять на меня руку. Внутри словно перекрыли кран или залили его грязью. С тех пор я не сочинила ни строчки.
Я свернула к убогому рыночку рядом с заправкой и мини-маркетом. Над небольшой забегаловкой блеклым красным неоном горела вывеска «Рио», в лучах послеполуденного солнца выглядев еще более тусклой.
Пока я парковала свою маленькую паршивенькую машинку на полупустую стоянку позади «Рио», гравий резво отскакивал от лысой резины. И хоть в помещении оказалось ненамного прохладнее, чем на улице, но неоновые огоньки смотрелись привлекательно. Даже радужно. Яркие цвета и две мультяшные фигурки: одна во весь рост, а другая на коленях перед ней. При этом голова второй игриво гасла и снова загоралась. Мне здесь нравилось. Цвет, свет и ощущение безопасности, которое я испытывала, приезжая сюда.
Сидящие в баре завсегдатаи посмотрели на меня со смесью страха и подозрительности. Казалось бы, этим парням уже давно пора прекратить беспокоиться о том, что их здесь кто-то увидит. Я всегда удивлялась, почему Дэллисон Джонс (Дэл Дэльрио) решила открыть свое заведение на пустынном участке одинокого шоссе, а не в шумном городе.
– Это оазис, дорогая, – объясняла Дэл. – Видишь ли, не у каждого гея найдутся время и деньги тащить свою задницу в Новый Орлеан, если ему нужна компания.
Тогда я подумала, что это чертовски храбро, а теперь «Рио» стал
Дэл возилась за стойкой при полном параде: пышный платиновый парик, свисающие из ушей огромные золотые кольца, блестящий комбинезон в стиле диско семидесятых и безупречно нанесенный, хоть и слишком яркий макияж. Она могла бы стать новым Ру Полом [18], если бы пустила корни где угодно, только не в этом захолустье.
Дэл полировала бокалы, а в перерывах между болтовней с клиентами одними губами напевала «I Will Survive» Глории Гейнор. Увидев, как я подтаскиваю к стойке табурет, она восторженно взвизгнула.
– Ну посмотри на себя! – сверкнув белыми зубами на фоне смуглой кожи, прокричала она. – Разве ты не услада для глаз? Как поживаешь, сладкая? – Она потянулась над стойкой бара, чтобы меня обнять, но остановилась, заметив рану с запекшейся кровью на моей губе. – О, я знаю, как ты поживаешь. – Ее улыбка погасла, а глаза вспыхнули гневом. – Этот мудак снова под кайфом?
– Да, – пробормотала я. – Он нашел какую-то дрянь у нового дилера и пытается приготовить ее сам. Всю прошлую неделю накуривался.
Мне в хорошем смысле этого слова странно было общаться с Дэл. Честно, открыто и нормальным тоном говорить о Ли. Находиться рядом с ней – это как снять с себя оковы тяжелого, удушающего доспеха. Ее клиентам не стоило меня бояться. Я пришла сюда с миром в поисках того же, что и они – убежища.
Дэл осмотрела свой маникюр.
– Значит, ты не собираешься уезжать из города?
Я наклонила голову, бросив на нее хмурый взгляд.
– По-твоему, я совсем дура? Слаба – да, опустошена – да, может, еще грустная, но не…
– Ой, сделай лицо попроще. Ты не похожа на них.
– Это спорный вопрос. В любом случае, я приехала, чтобы внести депозит на свой сберегательный счет в банке Дэл.
– Ну конечно, – протянула она с невеселой усмешкой, глядя на стойку, где лежали мои двадцать два доллара.
А потом цокнула и покачала головой.
– Да знаю я, что это ерунда, – попробовала оправдаться я. – Но если взять больше, Ли заметит. Ты же понимаешь.
– Да, я понимаю, детка, – вздохнула Дэл, постучав акриловым ноготком по своей губе там, где располагался мой порез.
Она вытащила из-под кассового аппарата небольшую бухгалтерскую книгу. Именно в ней Дэл хранила мои сбережения отдельно от бухгалтерии
– На сегодняшний день у тебя четыреста тридцать три доллара. Неплохо для трех месяцев.
– Этого недостаточно. – Я провела руками по волосам, положив локти на стойку. – Боже. Четыреста баксов. Жалкие гроши.
Она положила теплую ладонь на мою тощую и бледную.
– Ты поступаешь правильно, принося сюда деньги, дорогая. И у меня был хороший месяц…