Читаем Как работает стихотворение Бродского полностью

Как работает стихотворение Бродского

Описанные ритмические вариации разнообразят анапест, хотя в целом он — как свойственно трехсложным метрам — создает впечатление монотонности. Оно тем более ощутимо, что «Литовский ноктюрн» — стихотворение длинное, даже нарочито растянутое. Заметим, кстати, что оно в значительной степени состоит из пространных повествовательных фраз и насыщено протяженными словами — часто пятисложными, с ударением на третьем слоге (амальгамовой, бесконечностью, бестелесности, взбаламутивший, заболоченных, завершается, затянувшийся, колокольная, оловянная, отбеляющих, ощетинившись, перевернутость, разделенную, растекается, расширение и мн. др.)[132]. В эмиграционный период Бродский сознательно стремился к однообразной «нейтральной» интонации, которая присутствует и в «Литовском ноктюрне». Однако монотонность нарушается различными приемами, порождающими внутреннее напряжение стиха.

Прежде всего параграфы «Литовского ноктюрна» резко различаются по длине[133] и построены очень разнообразно. Восемь из них (III, IV, VI, VII, XII, XIII, XIX, XX) представляют собой по два шестистишия[134]. Они строятся по схеме аВсаВс dEfdEf (прописными буквами обозначены женские рифмы, строчными — мужские). Три параграфа (VIII, X, XIV) представляют собой по три шестистишия, зарифмованные аналогичным образом. Один параграф (II) состоит из единственного — и по тому же принципу зарифмованного — шестистишия. Все остальные параграфы нарушают эту основную строфическую и рифменную схему, причем каждый раз иначе:

I: AbCAbC dEdE

V: аВаВ cDcD eFgeFg

IX: аВсаВс dEfddEf gHigHi

XI: аВсаВс DeDe fGhfGh [135]

XV: aBccaBc dEfdEf gHigHi

XVI: аВсаВс dEfdEf gHHg

XVII: аВсаВс dEfdEf gHigHHi

XVIII: аВсаВс DeDe

XXI: аВсаВс dEEd fGGf

Рифмующиеся строки, как правило, неравностопны. Сложность, замысловатость и разнообразие рифменной схемы повышаются и тем, что порой являются внутренние рифмы. Ср. хотя бы 34–35:

чуть картавей,чуть выше октавой от странствий вдали…

Очевидно также несоответствие между метрической схемой и графикой. Анапестическая строка сплошь и рядом делится на две, а то и три части, располагаясь по нескольким соседним графическим строкам — например, 9—10, 29–30, 49–51:

И подобье лицарастекается в черном стекле…вожжи рвети кричит залихватски «Герай!»Поздний вечер в Империи,в нищей провинции.Вброд…

Число графических строк (335) оказывается заметно больше, чем число метрических строк (293). Это нередкий прием в русских стихах, написанных многостопным анапестом (ср. хотя бы «Девятьсот пятый год» Пастернака), но Бродский подчеркивает его специфическим расположением строк на листе, о чем мы будем подробнее говорить в дальнейшем.

Постоянная черта поэзии Бродского — исключительно резкий конфликт между ритмом и синтаксисом, выраженный в переносах, инверсиях, разрывах синтагматических связей и т. п. Эта черта вполне очевидна в «Литовском ноктюрне», хотя в нем, быть может, меньше крайностей, чем в некоторых других стихах эмигрантского периода. Из-за переносов и инверсий в позиции рифмы оказываются служебные слова (отмечалось, что этот прием — частый в английской поэзии, но до Бродского достаточно редкий в русской — является одним из ресурсов деавтоматизации[136]). Ср. 31–32, 129, 131, 176, 211, 220, 257–258, 300, 315:

Извини за вторженье.Сочти появление за…Чем сильней жизнь испорчена, тем…ока праздного для.и сама завершается молом, погнавшимся за…от отсутствия, от…суть пространство в квадрате, а не…Муза точки в пространстве! Вещей, различаемыхлишь…Вот чем дышит вселенная. Вот…уст. В грамматику без…

Любопытен и характерен случай, когда слово (кстати говоря, нестандартное, окказиональное) разрывается на рифме (4–5):

заурядное до-ре —ми-фа-соль-ля-си-до извлекая из каменных труб.

По верному замечанию Ефима Эткинда, в стихотворениях Бродского «спокойно прозаическая, по-ученому разветвленная фраза движется вперед, невзирая на метрико-строфические препятствия, словно она существует сама по себе и ни в какой «стиховой игре» не участвует. Но это неправда — она не только участвует в этой игре, она собственно и есть плоть стиха, который ее оформляет, вступая с нею в отношения парадоксальные или, точнее говоря, иронические»[137]. Далее это противоречие определяется критиком как «конфликт между разумом и открытой эмоцией, или между космосом сознания и хаосом подсознания, гармонией и стихией»[138].

Перейти на страницу: