Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры

— Ты хочешь сказать… То есть, ты постараешься внушить себе, что находишься не в камере, а где-то в другом месте?

Мой взгляд стал холодным, почти стальным, как у Катрин.

— Я совсем не это хотела сказать, комендант. Я сказала, что тюрьма перестанет быть тюрьмой, и выразилась, по-моему, достаточно ясно. Вы меня не поняли?

— Я понял… Понял, что ты сказала, но не то, что ты имела в виду.

— И если не поймёте, — резко парировала я, — то никогда не поймёте, что такое йога и как она на самом деле работает. В этом случае вы пронесёте свою боль в спине и все разочарования вашей жизни до самой могилы.

Он печально смотрел на меня, чувствуя, что я права. Как можно было оставить его в таком состоянии, беспомощным и одиноким? Несмотря ни на что, он был моим учеником, и между нами возникли особые священные узы. А ещё он был человеческим существом и испытывал боль, а такие узы вообще не имеют начала.

— Ничего, всё придёт, — вздохнула я. — Я научу вас. Теперь у нас времени сколько угодно… — Я помолчала, собираясь с мыслями. Мы переходили грань, за которой начиналась настоящая йога, и тут требовалась осторожность. — Вам придётся сейчас кое-что выслушать, а потом, уже без меня, подумать над этим.

Он деловито кивнул, словно подобные беседы при таких необычных обстоятельствах были ему не в новинку. — В своей «Краткой книге», — я бросила взгляд на заветные страницы возле его локтя, — Мастер говорит:

Мы неправильно понимаем наш мир —

Вещи кажутся нам собой,

Когда они нечто совсем другое.

II.5D

— В твоих словах всё меньше смысла. — В голосе коменданта появилась нотка раздражения. — Наверное, ты всё-таки расстроилась. Может, тебе нужно отдохнуть, подумать. Пожалуй, я позову…

— Тихо! — воскликнула я. Истина только ещё появлялась на свет, и заблуждение пыталось остановить её. — Тюрьма! Да, тюрьма… она тюрьма или что-то другое?

Он посмотрел на меня обиженно, потом задумался.

— Ну да, конечно. Как и всё на свете.

— А что это значит? — не отставала я.

— Ну… Тюрьма — это тюрьма. Как она может быть чем-то другим? Это место, куда ты попадаешь, если делаешь что-то плохое, и у тебя больше нет свободы — ты не можешь выйти за её стены.

— И, конечно же, — продолжила я, — тот, кто сидит в тюрьме, никогда не ощущает себя полностью свободным, а тот, кто находится снаружи, никогда не мучается сознанием абсолютной неволи. Таким образом, тюрьма никогда не станет волей, а воля — тюрьмой. Потому что… Потому что тюрьма — всегда тюрьма, — выдохнула я, перегнувшись через стол и посмотрев коменданту прямо в глаза. — А воля — всегда воля! — Я приблизила лицо вплотную к его лицу. — Или это только так кажется? — закончила я чуть слышно.

Потом я встала и посмотрела на него сверху вниз.

— Теперь можете звать пристава.

Глава 17. Перо и ещё раз перо

Третья неделя июня

Я не стала надолго откладывать разговор с приставом. События заставили нас заняться настоящей йогой, тем, как она по-настоящему работает, и я не собиралась позволить чему-нибудь незначительному, вроде необходимости питаться, встать на нашем пути. Кроме, того, мне не хотелось, чтобы Бузуку и его мальчишки и дальше подвергались из-за меня опасности.

— Господин, — тихо сказала я, дотронувшись до руки пристава. Он вздрогнул от неожиданности и злобно вытаращился на меня. — Мне нужно что-то есть, я хочу найти способ заработать на хлеб.

Он кивнул, и его глаза вспыхнули хищным блеском.

— Достаньте мне ткацкий станок — какой-нибудь старый, мне всё равно.

Пусть даже такой ветхий, как у старухи. — Он открыл рот, чтобы возразить, но я опередила его. Спасибо бабушке. — Если у меня в камере будет станок, я смогу делать настоящие хорошие коврики, как у нас дома, в Тибете. Они в пять раз толще, чем старухины, намного мягче и такие красивые, что просто трудно описать. Каждый из них принесёт вам больше денег, чем дюжина старых!

Пристав закрыл рот и задумался, подсчитывая в уме будущие доходы.

Он был жесток, а может быть, просто страдал, что чаще всего и порождает жестокость, но уж во всяком случае не глуп.

— Пожалуй, это можно устроить, — протянул он неуверенно.

— И ещё мне понадобится пряжа, много клубков разного цвета.

Он поморщился. Одно дело продать коврик, и совсем другое — толкаться с женщинами на рынке, копаясь в клубках шерсти.

— Вы можете послать кого-нибудь из мальчиков, господин, — послышался из-за стены голос Бузуку.

— Заткнись! — прорычал пристав, но по его глазам я поняла, что добилась своего.

Вскоре мальчики стали приносить мне в камеру отдельный поднос с едой, хотя, впрочем, куда меньший по размерам, чем тот, что доставался моему упитанному соседу.

На следующем занятии мы с комендантом некоторое время сидели в тишине, забирая и отдавая, чтобы помочь его подчинённым. Потом я целый час заставила его выполнять самые простые упражнения: разминать плечи, шею и суставы. Проделав всё и отдохнув, он выглядел бодрым и посвежевшим, но затем снова помрачнел.

— А это… это разве йога? — спросил он.

Я рассмеялась.