Как проиграть в войне времен

Мне претит мысль о вашей бестелесной системе существования, но я смотрю на тебя, Рэд, и во многом узнаю себя: в редком желании обособиться, понять, кто я есть в отрыве от всего остального. И то, к чему все время я возвращаюсь; та «самость», в которой я узнаю свое чистое, неизбежное «я»… это голод. Вожделение. Желание, жадное желание обладать, превращаться, разбиваться волной о скалы и становиться чем-то новым, а потом снова разбиваться, пока тебя не смоет в океан. Это непременный элемент любой экосистемы, но многих удручает невозможность до конца утолить свою жажду. Сложно, очень сложно заводить друзей, когда тебе хочется лишь насытиться, сложно найти того, кто, спрашивая: «Ты все еще со мной?» или заканчивая письмо словом «Твоя», будет иметь в виду что-то мало-мальски значимое.

И я путешествую. Как можно дальше, как можно быстрее, и я не ищу легких путей. Я читаю, пишу, и я люблю большие города. Одиночество в толпе, где ты часть целого и сама по себе, где хорошо видна разница между тем, что меня окружает, и тем, что я есть.

Приятно знать, что и ты любишь читать. В следующий раз попробуй написать мне из библиотеки – я столько всего хочу тебе посоветовать.

Всего наилучшего,

Блу.

PS. Ох уж эти Сократы! Интересно, могли ли мы знать одних и тех же.

PPS. Я вязала твое имя по вечерам, но такое приветствие показалось мне более уместным: я научилась не бояться того, что мне не по нутру.

PPPS. Разумеется, мы все равно победим.

Ночью Блу стоит на вершине.

Дует ветер. Холодно, но только не ей. Острые камни не причиняют боли ее ногам. Ее работа – сторожить растущее существо, не одно тысячелетие ждавшее своего часа: семя, зарытое в тлеющие угли сердца этой планеты, уже испещрило ее сланцевую поверхность подобиями вьюнков, окропило древесным соком и кровью. Почти на поверхности, уже наготове.

Скоро оно прорастет.

Блу подкармливала его время от времени, по мере необходимости. Она всегда знала его предназначение: это был лев в засаде, капкан размером с целую планету, который вот-вот защелкнется, – семена посеяли задолго до введения запрета на вмешательство в низовья косы. Блу должна проследить, чтобы оно проклюнулось и исполнило свою задачу, после чего уничтожить его корневую систему, не оставляя следов, которые мог бы найти и использовать в своих целях противник. C долготерпением, присущим всему зеленому, Сад научилась выпалывать вражеских агентов из временного континуума, выпуская божьих коровок против их тли, стрекоз против личинок комаров.

Блу все еще думает о личинках, когда замечает Рэд.

Время останавливается.

Блу путешествует между прядями налегке, не имея при себе ничего, кроме знаний, цели, стратегии и писем Рэд. Воспоминания сцеживают и переливают в Сад, от одной жизни к другой, чтобы память всегда росла в глубину, в ширину и пускала новые корни, обогащаясь полезными навыками, но письма Рэд Блу хранит в собственном теле, пряча их под языком, как монетки, в отпечатках на кончиках пальцев, между линиями на ладонях. Она касается их зубами, прежде чем поцеловать свою жертву, перечитывает их, когда крепче сжимает руль мотоцикла, крошит ими солдатские зубы в пьяных драках и казарменных играх. Она думает, часто даже безотчетно, о том, как назовет Рэд в своем следующем письме, и прячет варианты в не вызывающих подозрений пейзажах снов, под листьями молочая, в шелухе сброшенного кокона и на кончике крыла. Маковый цвет. Красная пиранга. Парфянская нить. Моя Алая, Алая Роза.

Она смотрит на Рэд, тринадцатилетнюю, одинокую, уязвимую, такую невыносимо хрупкую и крохотную, и письмо подступает ей к горлу, как желчь.

«Я хотела, чтобы меня видели».

Она видит ее и разбивается, как волна.

Она не прогоняет вероятные сценарии. Не думает, специально ли Сад направила ее сюда, знает ли Сад, хочет ли Сад, чтобы Рэд умерла у нее на глазах? Она не думает ни о чем, когда корни судорожно сокращаются и планета распускается, порождая рот, лицо, туловище. Что-то необъятное расправляет плечи – беззвучно, как сова, пролетающая в кромешной темноте; что-то голодное, с глазами и клыками, вскормленное в многолетнем немом ожидании, чует запах определенного комплекта наноскопических имплантатов и проклевывается, готовое поглотить единственный ярко-красный элемент своей среды. Существо действительно немного похоже на льва – с гривой бледно-голубых жгутиков, пастью, достойной кинематографического рыка, хотя из нее никогда не вырвется ни звука, – если не считать его размеров, количества ног, крыльев.

Оно выходит на холодную, колючую землю. Втягивает носом воздух, склоняет голову в направлении Рэд.

Блу разрывает ему горло.