— Как мистер Эйвери? — вспыхнул Криденс. Обида на его лице была слишком выразительна для того, чтобы быть настоящей.
— Да, — недипломатично согласился Грейвз. — Как мистер Эйвери. И как мистер Дамблдор. И как оба мистера Скамандера, и как я сам.
— Я могу поддержать сложную беседу! — с детским хамством заявил Криденс. Глаза у него засверкали, он вскинулся. Заносчиво шмыгнул носом.
Грейвз разжал руки, позволяя ему отстраниться, сдержал восхищённый смешок. Криденс в гневе был неподражаемо хорош. Гнев у него, впрочем, быстро сменился смущением. Кажется, он только сейчас по-настоящему осознал, что Грейвз был обнажён.
Грейвз, улыбаясь, откровенно наслаждался его замешательством. Закрываться или целомудренно заворачиваться во что-нибудь он не собирался, тем более что под рукой у него для этой цели был или угол ковра — или диванная подушка. Выглядеть голым идиотом, который прикрывается, чем попало, Грейвз не собирался.
Криденс, дорвавшись до возможности разглядеть его, теперь жадно, практически алчно шарил взглядом по его телу, будто не верил, что эта роскошь ему доступна. Грейвз улыбался, не мешая тёплой ладони скользить по груди и по животу. Криденс взволнованно дышал, его взгляд беспорядочно бегал от груди к плечам и шее, от них к паху, коленям, цеплялся за руки и пальцы, поднимался к лицу, будто Криденс проверял, не передумал ли Грейвз, не сердится ли он, что его так бесцеремонно, бессовестно разглядывают.
Во взгляде Криденса сквозило какое-то детское изумление, будто он вообще раньше не представлял, что Грейвз может существовать в плоти и крови, что белая рубашка, чёрные брюки и чёрный жилет не являются частью его сущности, не растут прямо из кожи.
Грейвз чувствовал себя польщённым этим голодным взглядом. Он больше не чувствовал, что что-то не так. Не хотел отделять его от себя даже тонкой тканью рубашки.
— Я не делал этого раньше, — сказал он, отвечая на заданный вопрос, и медленно водя пальцами по спине Криденса, — потому что мы оба были к этому не готовы.
— Я всегда был готов, — заявил Криденс и густо покраснел.
— Нет, — Грейвз улыбнулся в ответ и легонько, шутливо тронул его пальцем за нос. — Ты оказался готов, когда потерял всякий стыд и чуть не порвал на мне рубашку.
— А вы?..
Криденс демонстрировал лицом всё многообразие оттенков густого румянца. У него был красный нос, красный лоб, красные уши и даже красный подбородок.
— А я оказался готов, когда меня это совершенно не обеспокоило, — сказал Грейвз и глянул на часы на каминной полке. Половина второго. Улыбка стаяла с губ сама собой. — Нам пора, — тихо сказал он.
От столика в глубине ресторана, где они с Криденсом заняли место, отлично просматривался весь зал. Господин посол всегда резервировал стол у окна, и Грейвз сел так, чтобы оттуда его было хорошо видно.
Лихтенберг и Эйвери появились без пяти минут два. Грейвз встретился с ними взглядами, и Талиесин счёл необходимым подвести своего спутника поближе, чтобы представить приятелям-американцам: мистеру Грейвзу и мистеру Уэйнрайту.
Германский посол Тиль Лихтенберг был таким явственно породистым потомком викингов, что по нему, казалось, можно было бы проследить весь путь суровых северных воинов сквозь века.
Лёд и сталь, — подумал Грейвз, пожимая твёрдую сильную руку. Лёд — светящиеся голубые глаза на грубом, красивом прямоугольном лице. Сталь — прямая спина, прямой взгляд и математически скупые жесты. Улыбка на таком лице казалась неестественной. Рядом с Талиесином он выглядел, как большая белая акула рядом с колибри: проглотит и не заметит.
Впрочем, Грейвз знал, что колибри — это притворство. Талиесин прикидывался маленькой безобидной птичкой, а на деле вполне мог оказаться жизнерадостным крокодилом. Вот и посмотрим тогда, кто кого.
Если мистер Лихтенберг и был рад познакомиться с Грейвзом, он этого никак не выдал. Его вежливость была прохладной и незаинтересованной. Это только укрепило Грейвза в подозрении, что на самом деле господин Лихтенберг крайне заинтересован: слишком уж хорошо он это скрывал. Отбросив ложную скромность, Грейвз мог с уверенностью сказать, что занимал в прошлом слишком высокий пост и был слишком нелюбим в Германии, чтобы её посланник был так показательно равнодушен к его персоне.
Интересно, что привело его в ряды сторонников Гриндевальда?.. Идеология?.. Желание открыть магический мир не-магам?.. Грейвз чувствовал острое сожаление, что нельзя объединить столики и завязать разговор на эту волнующую тему. Он проводил господина посла взглядом, и когда тот занял свой столик у окна, поймал на себе несколько коротких изучающих взглядов. Да, мистер Лихтенберг явно был заинтригован. Расчёт был верным. Теперь он наверняка заведёт разговор с Талиесином, а потом доложит всё Гриндевальду… Может быть, у них с Криденсом осталось время до вечера. Или до завтра. Совсем немного, но оно ещё есть.