Как покорить герцога

Его пальцы двигались все быстрее, не оставляя ее, и она сдерживала дыхание, не в силах поверить чувствам, пробуждающимся в ней, тем волшебным ощущениям, которые он ей дарил… тому блаженству… словно сама вселенная, такая сладкая, горячая, пульсировала в ней.

— Раф!

В то время как она пыталась осознать, что с ней происходит, он лег между ее раскинутыми бедрами.

Одно быстрое движение, один болезненный миг, и он уже внутри нее, и она устремляется навстречу. Ее пальцы впиваются ему в спину, а тело напрягается, с радостью принимая его, пытаясь дать ему то, что он дает ей.

Предназначенные судьбой друг другу, они были словно две половины единого целого. И когда он, вздрогнув, излил в нее свое семя, последний призрак прошлого покинул сердце Шарлотты Сиверс. В ее сердце больше не было места ни для чего и ни для кого, кроме Рафаэля Дотри.

Ее друга.

Ее возлюбленного.

Ее жизни.

Он лежал рядом, и она обнимала его, осыпая поцелуями; их слезы смешивались, и они ощущали во рту их соленый вкус.

И когда они заснули в объятиях друг друга, последнее, что увидела Шарлотта в открытом окне, прежде чем закрыть глаза, — это мерцающие звезды, усеявшие полуночное небо над крышами домов. Возможно, ей всего лишь показалось, но одна из них светила особенно ярко.

В эту долгую печальную неделю она приходила к нему каждую ночь, и он встречал ее с улыбкой. Когда потеплело настолько, что уже жарко было сидеть у камина, они часто стояли у открытого окна, глядя на опустевшую площадь, и легкий вечерний ветерок овевал их. Иногда она, обняв его, сидела у него на коленях, а он рассказывал ей истории, случившиеся в те годы, когда он и Фитц были вместе.

Печальные истории, уморительно смешные истории об их приключениях… целительные истории.

Потом они предавались любви. Эта близость, похоже, становилась частью их исцеления, их обоих: они чувствовали, что оба живы, что этот мир еще существует, и они должны жить в нем.

Лидия почти не покидала свою комнату, и Николь не оставляла ее одну, даже спала с ней в одной кровати, словно они снова были детьми.

Списки погибших, которые уже почти исчезли, снова начали становиться длиннее, как и предсказывал Раф, и казалось, что в Лондоне никогда не утихнет погребальный звон колоколов. Миссис Баттрем получила известие о смерти своего любимого племянника и попросила разрешения поехать в Кент, чтобы побыть с сестрой. Она была подавлена и перед отъездом искренне обняла всех на прощание.

Герцог Малверн дважды возвращался на Гросвенор-сквер, уединялся с Рафом в его кабинете и спрашивал о Лидии. Он интересовался, не захочет ли она поговорить с ним, чтобы он рассказал ей о последних неделях Фитца в Брюсселе, но Лидия отказывалась. Для нее, как думал Раф, Тэннер Блейк был ангелом смерти, человеком, забравшим у нее капитана Фитцджеральда.

Шарлотта убеждала Рафа, что Лидии требуется время, напоминала, что она еще так юна. Она предлагала возвратиться в Ашерст-Холл — да, конечно, там Лидию ожидает еще больше печальных воспоминаний, но, возможно, именно тогда ее боль станет утихать.

Как утихает его боль благодаря Шарлотте.

Как же он жил все эти годы без любви, без своей любимой Чарли?

Она сидела на низкой бархатной скамеечке, расчесывая волосы за туалетным столиком, принадлежавшим, возможно, его покойной тетке, а еще прежде — нескольким герцогиням Ашерстским.

— Позволь мне, — сказал он мягко. — Во всяком случае, думаю, именно я — тот, кто спутал их.

— Ну да, сэр, именно вы занимались этим.

Шарлотта улыбнулась ему в зеркало и протянула пару щеток, оправленных в серебро. Она выглядела такой изящной, почти хрупкой в своей свободной темно-красной шелковой рубашке, дважды перехваченной поясом вокруг талии, с длинными рукавами, которые завернулись, обнажая до локтя ее руки.

Раф наклонился и поцеловал ее руку, потом взял одну щетку и стал приглаживать ее каштановые волосы. Рука его следовала за щеткой, мягко касаясь волос, и он ощущал легкую дрожь в ладони и в кончиках пальцев.

— Прекрасно, просто замечательно.

Положив вторую щетку, она удовлетворенно вздохнула. Она уже не была пугливой девочкой, вздрагивающей от его прикосновений. Та чувственная, все понимающая женщина, которой она стала, наслаждалась ими. Он так гордился ею, был так благодарен ей.

— Ты не знаешь, почему вы, женщины, скручиваете свои волосы в узел, постоянно истязая их?

— Думаю, чтобы джентльменам кое-что было ясно, — ответила Шарлотта, встретившись взглядом с ним в зеркале. — Убранные в прическу волосы означают, что женщина уже взрослая. Старая дева прячет свои волосы под этими ужасными чепчиками — знак того, что она осталась в девицах. У меня уже три таких чепчика, но все никак не могла заставить себя надеть их.

— Прости, — сказал Раф, кладя щетку на туалетный столик. — Следовало бы прикрыть твои волосы, которые возбуждают меня. Ты выглядишь такой прекрасной, когда они распущены. Мне нравится прикасаться к ним.