— О господи. Это моя вина. — Шарлотта опустила голову на руки. — И что нам теперь делать? Николь и Лидия сейчас проснутся. Что я скажу им? Что я скажу Эммелине? Какой пример я подаю двум юным впечатлительным девочкам, доверенным мне?
Раф побрел к ней. Ноги у него были словно ватные. Он не помнил, чтобы когда-либо видел Шарлотту такой взволнованной.
— Звучит мрачно. Может, тебе стоит подробней рассказать мне, что произошло здесь прошлой ночью, чтобы мы могли разобраться с этим?
— Ничего не произошло. — Шарлотта вскочила на ноги. —
— Дорогая, я никогда бы не подумал, что ты — это Фитц. Во-первых, он выше ростом, и у него такая дурацкая борода.
— Прекрати превращать все в шутку. Я пытаюсь объяснить. На тебя было жалко смотреть. Поэтому я легла рядом, чтобы согреть тебя, вот и все. И… я заснула. Вот и
Раф больше не улыбался.
— Ты это сделала? После всего, что случилось, после моих проклятых кузенов… И как ты чувствуешь себя? Ведь я прикасался к тебе и… ты сделала это для меня? Я повержен, Чарли. Это правда. Спасибо тебе.
Шарлотта опустила взгляд.
— Ну, это… это было не так уж ужасно. И ты был очень болен. — Она взглянула на него. — Ты выглядишь гораздо лучше сегодня утром. Надеюсь, лихорадка прошла.
— Я тоже так думаю. Действительно, сейчас все хорошо, и извини, если я напугал тебя. Фитц говорил, что, когда лихорадка наваливается на меня, я выгляжу как смерть. Но она уходит так же быстро, как и появляется. Я вел себя прилично?
На секунду она закусила губу, а затем кивнула:
— Я уже говорила тебе. Все, что случилось, — это полностью моя вина.
Он пытливо взглянул на нее:
— Итак, что-то все же случилось? Ну, Шарлотта Сиверс, мое целомудрие еще в целости?
— Еще раз, Раф: буду очень рада, если ты прекратишь попытки отвлечь меня и просто замолчишь. Что нам теперь делать? Миссис Баттрем близка к апоплексическому удару из-за того, что на вверенной ей территории случилась такая мерзость, и, честно говоря, я не могу винить ее. Но ты знаешь, что она не позволит нам просто скрыть то, что видела, и не станет притворяться, будто ничего не произошло.
— Верно. Эта женщина выбрала себе работу — присматривать за девицами, которые должны выйти в свет, руководить ими, находить для них блестящие партии. Во всяком случае, это ее репутация. И как говорит лорд Петерс, мы должны все стоять перед ней в струнку, поскольку, как мне известно, женщина никогда не прекратит болтовню и не сохранит в тайне ни один секрет. Мы должны объявить о нашей помолвке. Я серьезно, Чарли.
— Ты хочешь сказать, что я скомпрометирована. Нет, я не признаю этого. Это может звучать смешно, если учесть, что именно я ответственна за всю эту кутерьму, но я целиком и полностью отказываюсь, чтобы меня считали скомпрометированной Дотри
— Это вопиюще! — воскликнула миссис Баттрем часом позже в гостиной в ответ на объяснения Шарлотты.
Она подняла правую ногу.
— Почему бы вам, как говорят простолюдины, не показать ее — на ней бубенцы.
Шарлотта глядела на Рафа в явном замешательстве.
— Позволь мне, — сказал он. — Она считает, что ты лжешь ей, то есть показываешь не ту ногу, и она требует, чтобы ты показала
— Но какие там бубенцы, если ничего не было и я
Он наклонился к Шарлотте и прошептал ей на ухо:
— Прости, я не могу. Я действительно почти ничего не помню, что произошло ночью.
— Раф, это уже не смешно. Ты
— Я был вынужден. Ты была на грани истерики и угрожала мне той статуэткой, помнишь? Не говоря уже о том, что, даже если б ты и швырнула ее в меня, я подвергался другой опасности.
— Она соблазнила вас, да? Представляю, вы были сильно пьяны и потому не можете все вспомнить этим утром, ваша светлость, осмелюсь сказать, — понимающе закивала миссис Баттрем. — Может, люди и станут говорить вам другое — мол, во всем виноваты мужчины, но я-то знаю, это женщины почти всегда провоцируют их, особенно если у мужчины титул и богатое состояние.
— Миссис Баттрем, извините, пожалуйста, но у нас с мисс Сиверс была личная беседа, — сказал Раф, надеясь остановить ее.
Женщина продолжала, словно ничего не слыша:
— Ох, и историй я могу рассказать вам, ваша светлость. Вам следует быть осторожней с этими тихонями. Они коварны. И их маменьки не лучше. Помню, однажды некая знатная леди, имя которой я не могу назвать — мне не подобает быть болтливой, — во время частного приема взяла собственную дочь за руку, тайком завела ее в спальню одного знатного лорда и сама засунула бедное дитя к нему в постель, пока он спал. Как оказалось, перед этим она подлила ему в вино настойку опия.
— Раф, — прошептала Шарлотта. — Уйми ее.
Миссис Баттрем пригладила волосы рукой в перчатке.