— Ага! — Шарлотта торжествующе ткнула пальцем в его сторону. — Вот, ты сам это сказал:
Раф не знал, что ответить. Это было похоже на пощечину. Или, скорее всего, она наконец достучалась до него, потому что сейчас… да, именно сейчас он понял, что было неправильно между ними с самого начала.
— Никому не понравится, если его будут терпеть только из милости, Чарли… Шарлотта. Ни бедному родственнику, который давится подачками своего дядюшки, ни женщине, которая считает себя достаточно сильной, достаточно смелой, чтобы заботиться о себе самой. Ты редкая женщина, редкий человек. Неужели ты действительно считаешь, что я жалею тебя? Что все, что было между нами с тех пор, как я возвратился, происходило лишь из-за моей жалости к тебе?
На мгновение Шарлотта закусила губу. В ее глазах стояли слезы.
— Я… нет, я не думаю, что ты просто жалеешь меня, Раф. Я верю, что ты любишь меня. И я рада этому, потому что всегда буду дорожить нашей дружбой. Я ценю твою честность, твою искренность и надежность. Я всегда любила тебя, еще когда мы были младше, когда я была ребенком. Я… я верю тебе.
— Но ты не веришь, что я знаю себя, свою собственную душу?
Ему хотелось подтолкнуть ее, заставить сказать все, прямо сейчас, чтобы они смогли начать все снова.
— Я… если бы той ночи никогда не было. Если бы ты просто пришел с войны домой, и снова увидел меня, и стал ухаживать за мной так, как я мечтала об этом все эти годы. Я была бы самой счастливой женщиной во всей Англии, Раф! Я не хочу лгать тебе, потому что это никому не поможет, а правда ничего не даст нам обоим в нашей ситуации. Мы не можем притворяться, будто на самом деле что-то происходит. Ты целуешь меня, и мне приходится преодолевать страх, внезапно охватывающий меня, даже если мне хочется всего лишь тоже поцеловать тебя.
Раф подошел к Шарлотте и протянул ей руку.
— Но ведь мы уже добились успеха, Чарли… Шарлотта.
По ее щеке катилась слеза.
— Да, Раф. Добились. Но это не значит, что ты любишь меня или что я люблю тебя.
— Так что же это значит?
— Я… не знаю. Я просто знаю, что не могу вступить в брак, который может каким-то образом истолковываться как навязанный тебе. Я знаю, что это такое, Раф, когда тебя заставляют вступить в брак.
— Ты действительно так считаешь? — спокойно спросил он. — Даже теперь ты думаешь обо мне, а не о себе. Шарлотта, ради бога, можешь ты хотя бы сейчас подумать о себе?
— Я думаю о себе, Раф, и даже довольно эгоистично, — ответила она так же спокойно. — Если между нами когда-нибудь возникнет нечто большее, чем сейчас, я должна быть уверена, что мы пришли к этому решению вместе и в свое время. — Она решительно вздернула подбородок. — И к чертям эту миссис Баттрем, распустившую слюни.
Теперь ему было ясно слишком многое. Слишком многого он не понимал прежде, а возможно, и не хотел понимать. Он защищал ее, а она защищала его. Они оба были идиотами. Но, пожалуй, не стоит говорить ей об этом прямо сейчас.
— Хорошо, — произнес он наконец. — По крайней мере, в этом мы согласны. К черту миссис Баттрем. Скажи — ведь ты чаще находилась с ней, чем я, — она не склонна к подкупу?
Шарлотта взглянула на него с таким облегчением, что он понял, что взял правильный тон. Наконец-то.
— Я бы не стала этого исключать. По крайней мере, попытаться стоит.
— Решено, — сказал он, протягивая ей руку, словно желая скрепить некую сделку.
Но когда она подала ему свою руку, он притянул ее к себе ближе, почти вплотную.
— Раф?
— Ты сказала, что мы должны вместе прийти к нашему решению и в свое время. Но я хочу, чтобы одно было абсолютно ясным, мисс Шарлотта Сиверс, даже если мы, как ты говоришь, согласимся начать все заново. Я… люблю… тебя.
— О, Раф…
Он наклонился и поцеловал ее в мокрую от слез щеку, а затем отпустил ее руку.
—
— Негодник, — с чувством произнесла Шарлотта, вытирая глаза.
— Ага, но негодник, подающий надежды. А теперь беги,
— Ты никогда не сможешь