Сказав это, Отто не подмигивает, нет, зато оттягивает указательным пальцем нижнее веко и сверлит меня голубым глазом — и тут я понимаю, кто это со мной болтает. Не знаю, долго ли он там просидел, в смысле, в Отто, но это точно араб. Я отворачиваюсь.
— Все путем, Шеймас?
— Порядок, Отто. Увидимся, сынок.
Отто старается приглядывать за мной. Мне няньки не нужны, но он то и дело проверяет, все ли у меня в норме. Он рассказал мне про обедненный уран. Растолковал, что это за штука. Я даже не знал, что мы его использовали. Это объясняет и те вспышки в пустыне, и почему трупы иракцев так скукоживались, хотя их ботинки были целехоньки. Мне ведь это долго не давало покоя. Но этого мало. По словам Отто, все болячки, которых я нахватался в последние годы, пошли оттуда же. Он говорит, многие американские солдаты подали иски, но их правительство не признает, что все дело в обедненном уране. Так же, как и наше.
Ну не знаю. Просто не знаю.
Отто выпускают на волю чуть раньше меня. Я скучаю по нему. Он классный мужик. Раз в неделю приходит ко мне на свидание. Носится с идеей, когда я выйду, основать на паях со мной охранное агентство.
Но мои мигрени все чаще, и нутро болит все сильнее. Когда я наконец получаю условно-досрочное, Отто забирает меня у ворот. Отвозит в паб под названием «Песочник» — то-то и оно. Угощает обедом и пивом, и мы толкуем насчет нашей охранной фирмы. Мы собираемся назвать ее «БТ Секьюрити», имея в виду бронетехнику, но как бы не напрямки. Мы оба знаем, что это туфта, — ничего у нас не выйдет. Но мы завелись и обсуждаем название, делая вид, что все будет пучком.
Вдруг как гром среди ясного неба после семи пинт пресного «Куража» Отто выдает:
— Ты веришь в зло, а, Шеймас? Веришь?
— А?
Я замечаю, что у него дергается нога.
— Нас поимели на последней раздаче, приятель. Выдолбали и высушили.
— Уймись, Отто.
— Слушай, Шеймас, у меня нервы на пределе. Твоему здоровью кранты. А ради чего? Мы же там вообще были не нужны.
— Да уж. Называется, хорошо провели время, а?
У Отто трясутся руки. Он стучит по столу пачкой сигарет:
— Прости, дружище. Давай еще по одной. На посошок, давай?
Больше мы не вспоминали о «БТ Секьюрити». Отто получил компенсацию за артрит. Пытался и мне помочь со всеми этими анкетами и документами, но доктора, похоже, решили, что все болячки у меня от головы, так что мне ничего не перепало. В общем, Отто вложил свои деньги в магазин игрушек. Сказал, что хочет видеть радостные лица. Звал меня тоже к себе — дескать, «работать с ассортиментом». Я разок глянул на его «ассортимент» и понял, что он предложил это только по доброте душевной. Да и потом, навряд ли я был бы счастлив, расставляя по полкам наборы игрушечных солдатиков.
Дальше я покатился по наклонной. Жил где ни попадя. В ночлежках, сквотах, заброшенных домах. Да что там, я даже посуду мыл в Армии спасения, и не раз. А этот араб в таких местах показывался даже чаще, чем раньше. Говорил, что там ему легче заскочить в кого-нибудь на минутку-другую. Я уже знаю, когда он собирался в кого-то вселиться: к примеру, в моего соседа по комнате в приюте, или в управляющего ночлежкой Армии спасения, или в татуированного психа, с которым мы делим сквот. Сперва появляется ворсистая серая тень, как будто все вокруг покрылось сажей, иначе и не скажешь. Затем их лица как бы вспыхивают на миг — мельком, почти незаметно. И вот этот араб уже здесь, подмигнет и начинает языком молоть, талдычит без умолку, будто пытается научить меня чему-то. Было дело, начинал учить арабскому и еще каким-то древним языкам. Математике. Куче прочей фигни. Мне все это давалось с трудом. Из-за мигреней. А еще он постоянно твердит мне одну вещь — всякий раз, при каждой нашей встрече, просто чтоб завести меня. Уверен, он специально это говорит, чтобы вывести меня из себя. Издевается.
Самое страшное, что я оглядываюсь назад — и не могу вспомнить, как жил все эти годы. Почти ничего не помню. Период полураспада. Иногда я думаю: может, я умер тогда в пустыне? Убрал ногу с мины и погиб, а теперь медленно отхожу на тот свет. У меня нет ориентиров, понимаете? Нет точек отсчета. Я плыву по течению.
Иногда я вижусь с Отто. Захаживаю в его магазинчик, и он дает мне несколько фунтов, помогает сводить концы с концами. Иногда я думаю: а что, если он тоже мертвый? Погиб во время «Бури в пустыне», как и я. Тогда все становится ясно. Это — лимб, преддверие ада. Ну, я не знаю. Пиво на вкус какое-то неправильное. Сигареты тоже.
Не знаю.
Я был солдатом королевы. Я — солдат королевы. Когда темно и никто не видит, я плачу.