— Б-б-беэзубик з-з-замерз, — хныкал дракончик. — Б-6-беззубик хочет к-к-кушать... Б-б-беззубику СКУЧНО... Ой-ой-ой-ой... Камикадза сидит у Б-6-6еззубика на хвос-c-cте-е-е... Скоро мы приедем?
— Да мы только пять минут как отъехали! — воскликнул Иккинг.
— Б-б-бсэзубик хочет играть в угадайку, — заявил дракончик.
Поначалу Камикадза болтала без умолку и громко распевала. Но время тянулось невыносимо медленно. Секунд пятьдесят они играли в угадайку (Иккинг переводил Беззубику). Потом, ближе к вечеру, небо окрасилось розовато-серым, слева показался Сумасшедший Лабиринт, а из-подо льда послышались тяжелые вздохи Злокогтя, Тут лаже Камикадза приумолкла.
Перед поворотом в Пролив Торова Гнева Иккинг, опасаясь, как бы их не заметили часовые Истериков, велел Одноглазу подождать, пока окончательно не стемнеет. Они ждали долгих, томительных полчаса, и наконец Иккинг решил, что опасность миновала. Он дернул поводья; Одноглаз снова пустился в путь.
Утлые саночки мчались по ледяным торосам Пролива Торова Гнева. В темноте над замерзшим морем, словно зловещие тюремные стены, мрачно вздымались исполинские обрывы Негодяевки и Истерии.
Глаза у драконов светятся в темноте, и громадный зрачок Саблезубого Ездовика освещал им путь, будто прожектор. Лед в узком проливе был почти прозрачный, луч Одноглазова глаза пронизывал его насквозь, и далеко внизу, словно под двухметровой стеклянной плитой, была видна потаенная жизнь обитателей морских глубин, «До чего же интересно! — подумал Иккинг, свесившись через край саней. — Вон там, например, я различаю, как ходит целый косяк сардинок...» Миллионы крошечных рыбок медленно кружили в толще воды и вдруг, встрепенувшись, полыхнули в стороны, словно искорки громадного взрыва, и скрылись из виду. А на их место из бездонной глуби поднялся огромный, страшный и зловещий силуэт. Это был гигантский дракон величиной с подводную гору. Он, небрежно поводя хвостом, без труда держался вровень с бешено мчащимися санями. Длинные крылья едва не задевали берегов Торова Гнева.
— Это же 3-з-злокоготъ! — прошептал Беззубик Иккингу на ухо, — П-п-пошли домой...
Иккинг, завороженный ужасом, не отрываясь смотрел в глубину. Вот громадный дракон повернул голову, и мальчик невольно заглянул в громадный налитый кровью зеленый глаз, величиной с санки Иккинга,
Этот глаз словно вобрал в себя всю зелень мира — всевозможные оттенки гороха, травы, шпината, листьев, стручков и лягушек. Зеленая краска сгустилась в нём, сконцентрировалась, стала жгучей, будто ядовитая кислота. Смотреть в исполинский зрачок было больно, словно нечаянно взглянуть на солнце в разгар жаркого летнего полдня.
Зачарованный Иккинг едва не вывалился из саней, как вдруг — БУМММ! — чудовищный удар привел его в чувство. Лед под санями подскочил и прогнулся, как при землетрясении, Сани тоже подскочили.
БУМММ! — снова хрустнул лед. Это Злокоготь своей исполинской башкой боднул прозрачную стену. К счастью, лед был достаточно крепким и легко выдержал удар, хоть и покрылся белой сеточкой трещин.
Сани мчались к Истерической Гавани, как мышка к норке. Дракон не отставал, без устали колотясь об лед крепким, как таран, лбом. Когда Одноглаз свернул в гавань, сани по инерции развернулись, описав широкую дугу, на мгновение встали на один полоз и чуть не опрокинулись, но, побалансировав немного, снова заняли правильное положение.
Иккинг оглянулся через плечо. Злокоготь был слишком велик и не мог протиснуться в узкое устье гавани. Он только просунул туда свою гигантскую голову; Иккинг видел, как он разевает пасть, вопя от бешенства, но не слышал ни звука. Громадные когтистые лапы молотили по воде. Неожиданно из пасти чудовищного дракона вырвался голубой сноп подводного пламени; он ослепительным лучом пронзил воду под мчащимися санями и устремился к берегу. Казалось, подо льдом протянулась светящаяся голубая стрела.
Сани бодро мчались по сверкающей голубой дорожке.
— Он чем-то недоволен, — ухмыльнулась Камикадза, — Этот Злокоготь СИЛЬНО НЕ В ДУХЕ.
— Будем надеяться, что лед продержится до тех пор, пока мы не утащим Картошку и не смотаемся отсюда. — содрогнулся Иккинг. — А иначе эта страшила нас одним махом слопает!
Наконец Одноглаз остановился, вспахав снег, у самого берега. Иккинг выбрался из саней, чувствуя, что ноги его дрожат. Уже стемнело, ярко-голубая дорожка поблекла до бледно-бирюзового оттенка и вскоре совсем погасла.
В гавани, слава Тору, не было ни души. Сотни Истерических лодок стояли высоко на берегу, наполовину засыпанные снегом. Но даже в таком заснеженном состоянии было ясно, что они не выходили в море уже добрых пятнадцать лет. С покосившихся мачт свисали обрывки парусов, весла и рули, торчавшие из сугробов, сгнили или переломились пополам.
Иккинг послал Беззубик а посмотреть, что делается в Истерической Деревне.
— Ну п-п-почему все всегда должен делать Б-б-беззубик? — захныкал дракончик.
— Потому, что из всех нас только у тебя есть крылья, — в который раз терпеливо объяснил ему Иккинг.
Беззубик недовольно упорхнул в темноту.