Потом Стоик выскочил на Длинный Пляж посмотреть, что творится на море, и, к его КОЛОССАЛЬНОМУ облегчению, первым, на что упал его царственный взгляд, пробившийся сквозь айсберги к открытому морю, была потрепанная и круглая, как корытце, лодочка его сына — «Решительный пингвин».
Через несколько минут нос «Решительного пингвина» уткнулся в песок. Первым из лодки выбрался Иккинг, окрашенный в какой-то странный синеватый цвет.
— ДА ЧТО ТЫ ТАКОЕ ЗАТЕЯЛ, РАЗРАЗИ ТЕБЯ ТОР? — возопил Стоик Обширный. Иккинг храбро заглянул в глаза разъяренному отцу.
— Я был на Истерии, хотел раздобыть Картошку и спасти Рыбьенога, — ответил он.
Стоик взвился до небес.
— Я ЖЕ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕТИЛ ТЕБЕ ПОДОБНЫЕ ВЫХОДКИ! — взревел он. — КАК ТЫ ПОШЕЛ ОСЛУШАТЬСЯ МЕНЯ, СВОЕГО ВОЖДЯ, И РИСКОВАТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ РАДИ ОВОЩА, КОТОРОГО ВООБЩЕ НЕ БЫВАЕТ НА СВЕТЕ! ЗАТЕЯТЬ ТАКОЙ ПОХОД — И НЕИЗВЕСТНО РАДИ ЧЕГО!
По лицу Иккинга потекли слезы.
— Картошка существует, — перебил он отца. — Она бывает на свете, потому что мы стащили ее, и за это Норберт Сумасброд чуть не оторвал нам головы, но ты прав, это и вправду было зря, потому что Картошку сожрал Злокоготь, и теперь Рыбьеног УМРЕТ.
Стоик Обширный не мог долго злиться, видя в глазах сына столь глубокое горе. Его гнев развеялся, как растаял снег под струями дождя на пляже. Стоик неуклюже похлопал Иккинга по плечу.
— Полно, сынок, полно, — проговорил он без особой уверенности в голосе. — Рыбьерог не умрет…
Иккинг оттолкнул отца и бросился к дому Старого Сморчка. За ним бежали Стоик Обширный, Камикадза, Беззубик и Одноглаз. Иккинг без стука распахнул дверь и ворвался внутрь.
Старый Сморчок стоял посреди комнаты и ворошил кочергой в камине.
В первый миг Иккинг не заметил Рыбьенога, но, присмотревшись, разглядел, что его друг лежит на кровати. Он был неподвижен, как покойник, а его очки покоились рядом на подушке.
У Иккинга оборвалось сердце,
А в следующее мгновение (к несказанному облегчению Иккинга) Рыбьеног сел и надел очки.
Значит, он всё-таки жив!
Вслед за Иккингом в комнату ворвались Стоик Обширный, Камикадза, Беззубик и Саблезубый Ездовой Дракон Одноглаз.
— НУ ЧТО? — взревел Стоик Обширный. — УМИРАЕТ РЫБЬЕРОГ ИЛИ НЕ УМИРАЕТ?
Старый Сморчок смущенно шаркнул ногой.
— Да, кстати, Стоик. Как хорошо, что ты об этом заговорил. Дело в том, что Рыбьеног всё-таки не умирает…
— КАК ЭТО — НЕ УМИРАЕТ? — Не понял Стоик Обширный.
— Мой диагноз, прошу прощения, оказался не совсем правильным, — нервно хихикнул Старый Сморчок. — Предсказание по огню — дело очень сложное… Не буду вдаваться в подробности, но поверьте, это совсем не так просто, как кажется… И, каким-то необъяснимым образом, оказалось, что Рыбьеног всё-таки не болен Змеепатитом. Просто у него была сильная простуда, и она дала выход его берсерковским наклонностям. Я уложил его в постель и отпоил горячим чаем с медом и лимоном.
Рыбьеног встал, слегка покачиваясь, и широко улыбнулся Стоику Обширному.
— Я жив и здоров! — радостно провозгласил он.
Иккинг не верил своим глазам.
Значит, дело всё-таки закончилось хорошо!
— ОН ЖИВ! — радостно вскричал Иккинг и кинулся обнимать друга.
Беззубик лизнул Рыбьенога в ухо — со стороны дракончика это был знак высшей признательности. Одноглаз протянул:
— Ладно, по-моему, дело того стоило…
А Камикадза на радостях пару раз прошлась колесом.
Но Стоик Обширный не собирался оставлять это просто так.
— ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, — заорал Вождь на Старого Сморчка — ЧТО ИЗ-ЗА ТВОИХ ГЛУПЫХ ПРЕДСКАЗАНИЙ МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ СЫН И НАСЛЕДНИК ПРОШВЫРНУЛСЯ НА ИСТЕРИЮ И ОБРАТНО, ЧУТЬ НЕ СЛОЖИЛ ГОЛОВУ В НЕРАВНОЙ БИТВЕ С НОРБЕРТОМ СУМАСБРОДОМ И СТОЛКНУЛСЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ СО ЗЛОКОГТЕМ? И ВСЁ ЭТО ВПУСТУЮ????
— Нет, Стоик, не впустую, — возразил Старый Сморчок. — Если ты послушаешь хоть секунду, я тебе всё объясню. Предсказание будущего — дело очень сложное, а глядя в огонь…
— Так болеет Рыбьерог Змеепатитом или нет? — перебил его Стоик.
— Нет, — признался Старый Сморчок.
— ЗНАЧИТ, ЭТОТ ПОХОД БЫЛ ЗАТЕЯН ВПУСТУЮ! — взревел Стоик Обширный.
— Папа, не наседай на Старого Сморчка, — сказал Иккинг. — Ну зачем тратить время на раздоры, когда всё кончилось хорошо?
Иккинг было рассмеялся, но ни с того ни с сего поперхнулся смехом, а левая рука его вдруг онемела.
— Я руку не чувствую, — испуганно проговорил Иккинг. Потом онемела и правая рука, Иккинг весь день чувствовал, что ему непривычно жарко, но сейчас он ощутил, как всё его тело начало гореть, словно охваченное огнем. По лицу его заструился пот, от плеч и груди повалили густые клубы пара.
Тело Иккинга Кровожадного Карасика III стало будто деревянное, глаза уставились в пустоту и налились кровью, и он без чувств рухнул на кровать, где всего несколько минут назад лежал Рыбьеног.
Иногда только в Последней Главе становится ясно, для чего НА САМОМ ДЕЛЕ был затеян Грандиозный Поход.
Лицо Стоика, пунцовое от гнева, мгновенно побелело от ужаса.