Как остановить время

Я рассказал. Как работал учителем. Как жил до того. В Исландии, Канаде, Германии, Гонконге, Индии, Америке. Что со мной происходило в последнее время. Наконец, рассказал про 1891 год. Про Хендрика. Про Общество «Альбатрос».

– Это такие же люди, как мы. Нас много. Ну, может, не очень много.

Я объяснил, какую помощь оказывает нам Общество. Поведал о «правиле восьми лет». Об альбах и однодневках. Омаи изумленно таращил на меня глаза.

– И чем конкретно ты занимаешься? – спросил он. – Лично ты?

– Езжу туда, куда меня посылает Хендрик, наш босс. Выполняю задания. Привожу новых людей. Это немало. Недавно был на Шри-Ланке. В общем, живу спокойной жизнью.

Я сам почувствовал, насколько фальшиво прозвучало слово «спокойный».

Омаи понимающе хмыкнул:

– И куда же ты их приводишь?

– Не в какое-то определенное место. Скорее я вовлекаю людей в наше Общество.

– Вовлекаешь? Каким образом?

– Ну, тут большого ума не надо. Рассказываю, что Общество может их защитить, изменить их персональные данные – у Хендрика связи повсюду. Это что-то вроде профсоюза, плюс страховка. Зарплату, правда, не платят, но денег на жизнь подкидывают.

– Значит, ты вроде как торговый агент. Шагаешь в ногу со временем?

– Послушай, Омаи. Это не шутка. Мы сейчас в большей опасности, чем прежде.

– Угу. Однако мы все еще живы. Все еще дышим. Сопим понемножку.

– Но угрозы никуда не делись. Тебе – в данную минуту – угрожает реальная опасность. В Берлине есть один институт. Там о тебе знают. Они похищают людей.

Омаи рассмеялся. Нет, расхохотался. Я вспомнил Мэрион. Она как в воду канула, и не исключено, что ее похитили. Во мне вскипела злость. Можно подумать, он бросает мне вызов, точно атеист католику.

– Похищают людей? Ух ты.

– Я не шучу. И такое творится не только в Берлине. В Кремниевой долине и кое-где еще созданы фирмы, специализирующиеся на биотехнологиях. Они рвутся задавить всех вероятных конкурентов и видят в нас ценный ресурс. Мы для них не люди, а лабораторные крысы.

Омаи потер глаза. У него на лице вдруг проступила усталость. Я его утомил.

– Ладно. И что же ты предпринимаешь для их «защиты»? И в чем подвох?

– Подвох в том, что мы берем на себя определенные обязательства.

Он снова потер глаза, словно отгоняя навеянную моими словами сонливость:

– Какие обязательства?

– Время от времени тебе придется кое-что делать для Общества «Альбатрос».

Он опять захохотал:

– Ну и название!

– Ну да, немного старомодное.

– Что приходится делать тебе?

– Разное. К примеру, разговаривать с людьми. Стараться убедить их вступить в Общество.

– Вступить? Что, и документ выдают?

– Нет-нет, никаких бумаг. Все под честное слово. На взаимном доверии. Старейший вид контракта. – Только тут до меня дошло, что я выражаюсь точь-в-точь, как Хендрик. В последний раз я испытал подобное чувство в Аризоне, и ничем хорошим это не кончилось.

– А что, если кто-то откажется?

– Как правило, никто не отказывается. Сделка-то выгодная. – Я закрыл глаза и вспомнил перестрелку в пустыне. – Слушай, Омаи, я тебя предупреждаю. Тебе грозит опасность.

– Что я должен делать?

– Главное – не сидеть на месте. Хендрик постоянно твердит, что нам нельзя привязываться к людям. Надо через каждые восемь лет переезжать и начинать все заново в другом месте. Становиться другим человеком. А ты живешь здесь уже больше…

– На это я не пойду. Я никуда не уеду.

Я понял, что Омаи уперся. Значит, придется говорить без околичностей.

– У тебя нет выбора. Все члены Общества должны…

– Я пока не вступил в Общество.

– Ты становишься членом автоматически. Как только альба обнаружен, он становится членом Общества.

– Альба, альба, альба… Бла-бла-бла…

– Ты узнал про Общество, а это означает, что ты в него вступил.

– Все как везде?

– Пожалуй.

– А что случится, если я все-таки скажу «нет»? Если откажусь?

Я долго мешкал с ответом.

Он откинулся на спинку стула и покачал головой:

– Вот именно, чувак. Это же, считай, мафия. Ты связался с мафией.

– Я и сам не в восторге, – объяснил я. – Но, поверь мне, затея разумная. Понимаешь, если раскрывают одного альбу, то опасности подвергаются все аль-бы. Ты и сам знаешь, что должен прятаться. Сам мне говорил…

– Я живу в Австралии уже тридцать лет, – возразил он.

Я задумался.

Я живу в Австралии уже тридцать лет.

– А мне говорили, двадцать.

Его лицо напряглось. Плохой знак. И вообще наш разговор не задался. Я вспомнил, как мы с ним веселились на корабле. Как развлекались в лондонском Королевском обществе: тогда Омаи ни за что не хотел меня отпускать. Мы с ним пили джин и плели всякие небылицы Сэмюэлу Джонсону и другим знаменитостям того времени.

– Говорили? Кто? За мной что, следили?

– Я не понимаю, как ты ухитрился прожить здесь тридцать лет. Ты что, переезжал с места на место?

– Тринадцать лет жил в Сиднее, потом семнадцать в Байроне. Немного путешествовал по побережью. Поднимался в Голубые горы. Но в основном жил в одном и том же доме.

– И ни у кого не вызвал подозрений?

Он уставился на меня. Я заметил, что ноздри у него раздулись и он задышал чаще.