Как остановить время

Я научил ее играть в две струны, поочередно пощипывая их все быстрее и быстрее, в такт биению моего сердца. Тронул ее руку. И в испуге закрыл глаза: я понял, что Роуз мне очень дорога.

– Музыка связана с временем, – сказал я ей. – Она позволяет управлять временем.

Закончив играть, она на миг задумалась, потом сказала:

– Иногда мне хочется остановить время. Иногда, в счастливые моменты, я мечтаю, чтобы церковный колокол больше не звонил. Мечтаю больше никогда не ходить на рынок. И чтобы скворцы перестали летать по небу… Но ведь все мы во власти времени. Все мы, в общем-то, струны.

Готов поклясться, что она именно так и сказала: все мы струны.

У Роуз было слишком много достоинств, чтобы торговать фруктами. Она была настоящим философом. Мудрее всех, кого я знал. (Поскольку вскоре мне предстояло познакомиться с Шекспиром, у меня есть материал для сравнения.) Она говорила со мной как со сверстником, и за это я ее обожал. В ее присутствии все остальное куда-то отступало. Она была балансиром. Мне стоило только взглянуть на нее, и на душе у меня становилось спокойно. Вероятно, поэтому я смотрел на нее слишком пристально и подолгу. Люди уже давно так не смотрят друг на друга. Я хотел ее во всех смыслах этого слова. Если хочешь чего-то, значит, тебе этого недостает. Вот смысл этого слова. Когда утонула моя мать, в моей душе возник вакуум, бездна, которая делалась все шире и глубже. Я полагал, что так будет всегда, но когда я смотрел на Роуз, то вновь ощущал себя цельным, без пустот, словно в ней был некий стержень. Надежный и устойчивый.

– Том, я хочу, чтобы ты остался.

– Остался?

– Да. Остался. Здесь.

– Вот оно как.

– Не хочу, чтобы ты уходил. Грейс рада, что ты живешь с нами. И я тоже. Очень рада. С тобой нам обеим хорошо и спокойно. Раньше наш дом был таким пустым, а теперь – совсем другое дело.

– Вообще-то мне тоже нравится жить у вас.

– Вот и хорошо.

– Но однажды мне придется уйти.

– Почему?

Меня так и подмывало все ей рассказать. Что я не такой, как все, – я странный и особенный. Что я не буду взрослеть, как взрослеют и стареют все прочие люди. Что лошадь не сбрасывала мою мать. Что ее обвинили в колдовстве, подвергли испытанию водой и утопили. Рассказать про Уильяма Мэннинга. Про то, как мучительно сознавать, что ты стал причиной смерти самого дорогого тебе человека. Про чувство безысходности, охватывающее меня всякий раз, когда задумывался над тем, что я сам для себя загадка, не говоря уже о других людях. Про то, что с соотношением жидкостей в моем теле не все ладно. Я хотел признаться ей, что на самом деле меня зовут Этьен, а фамилия моя вовсе не Смит, а Хазард. И что с тех пор, как не стало моей матери, она для меня – единственный луч света во тьме. Желание поделиться с ней всем этим росло, но не находило выхода.

– Не могу сказать.

– Ты – загадка, которую надо разгадать.

Тишина.

Запела птица.

– Том, тебя когда-нибудь целовали? – Я вспомнил ту первую ночь, когда она легонько поцеловала меня в губы. Она, словно прочитав мои мысли, уточнила:

– По-настоящему, Том?

Я неловко молчал.

– Поцелуй похож на музыку, – продолжила она. – Он останавливает время… У меня был роман, – просто сказала Роуз. – Как-то летом. Он работал в саду. Мы целовались и всячески забавлялись, но серьезных чувств я к нему не испытывала. Если кого-то сильно любишь, то, говорят, один-единственный поцелуй может остановить на лету воробья. Как ты думаешь, такое возможно?

Она опустила лютню на кровать и поцеловала меня; я закрыл глаза: весь мир исчез. Ничего не осталось. Ничего, кроме нее. Она была и звездами, и небесами, и океаном. Исчезло все, кроме этого крошечного осколка времени, в котором мы посадили росток любви. Потом поцелуй завершился. Я гладил ее по голове. Издали донесся звон церковных колоколов. Все в мире снова пошло своим чередом.

Лондон, настоящее время

Я стоял перед девятиклассниками. Снова. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Ложиться спать в четвертом часу утра – не лучшая стратегия для учителя. На оконных стеклах, словно драгоценные камни, сверкали капли дождя. Продолжая свой провальный урок на тему иммиграции, я начал с истории английского общества в конце правления династии Тюдоров, точнее говоря, королевы Елизаветы.

– Что вам известно о елизаветинской Англии? – задал я вопрос, а в голове тем временем мелькало: «Может, на сей раз имело смысл перебраться, скажем, на Сардинию? Или в лимонные рощи на Майорке? Или на пляжи Индонезии? Или на один из поросших пальмами Мальдивских островов, омываемых бирюзовыми водами?..» – Кто в ту пору там жил?

Руку подняла девочка:

– Люди, которые теперь уже умерли.

– Хорошо, Лорен. Кто еще хочет ответить?

– Те, у кого не было мобильников.

– Верно, Нина.

– Сэр Фрэнсис как там его.

Я одобрительно кивнул: