Троцкий, который был хитрее меньшевиков, предвидел это еще задолго до 1917 года. Уже в 1906 году он предсказывал, что «в стране экономически отсталой пролетариат может оказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой… Русская революция создает, на наш взгляд, такие условия, при которых власть может (при победе революции — должна) перейти в руки пролетариата, прежде чем политики буржуазного либерализма получат возможность в полном виде развернуть государственный гений». Это и побудило Троцкого выдвинуть свой скандально известный лозунг «Без царя, а правительство рабочее». По сути, он предлагал осуществлять «антифеодальные», буржуазно-демократические преобразования руками «пролетарского», точнее говоря социалистического правительства. А преобразования социалистические планировалось отодвинуть до того момента, пока не придет помощь с Запада. Ведь «без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное государство в длительную социалистическую диктатуру».
Ленин подверг эту программу жесткой критике. Ему казалось, что Троцкий пытается перепрыгнуть через буржуазный этап революции. Хотя и сам Ильич допускал какую-то невнятную «революционно-демократическую диктатуру». Но позже, в 1917 году, Ленин как раз и заставил партию совершить такой прыжок, создав через несколько месяцев после падения монархии именно «рабочее» правительство. Оно и должно было доосуществить те буржуазные преобразования, с которыми не справилась буржуазия. Троцкий, собственно говоря, потому и вступил в большевистскую партию (август 1917 года), что сами большевики встали на его старинную платформу. Тут обнаружилось совпадение его позиции с позицией Ленина.
Дальше, однако, эти позиции уже расходились. Ленин считал, что Советское правительство очень скоро получит поддержку передового европейского пролетариата. Тогда все пойдет как по маслу, точнее по Марксу, — в авангарде социалистической революции встанет не отсталая Россия, но передовая, капиталистически развитая Европа. Этому надо было всемерно способствовать, поддерживая этот самый европейский пролетариат там, где это возможно. Поддерживая и подталкивая на революционные свершения. В этом его поддерживали такие титаны большевизма, как Свердлов, Зиновьев и др.
У Троцкого подход был иной. Он не верил, что Европа готова к революции, ибо она не исчерпала всех потенций капиталистического развития. Логика здесь, скорее всего, была такая. Капитализм не стал по-настоящему всемирной силой, он еще не объединился, хотя интернационализация и является одной из важнейших особенностей капитала. Лишь тогда, когда капиталистический мир станет единым, только тогда и будет возможной настоящая мировая революция. А до тех пор необходимо способствовать глобализации, поддерживая не только левые, но и любые «передовые» силы Запада. И в плане данной поддержки Россия, с ее огромными ресурсами, сплоченная железной большевистской диктатурой, могла бы сыграть роль революционного охранника и сырьевого поставщика демократической Европы.
Вот почему зимой — весной 1918 года Троцкий выступал за союз с Антантой, направленный против «реакционной» кайзеровской Германии. И надо думать, что, утвердись он у власти, данный союз был бы заключен в 30-е годы против уже немецкого национализма. И тогда русский народ стал бы пушечным мясом англо-французских демократий (показательно, что выученик Троцкого Тухачевский всегда был четко ориентирован именно на Антанту). Ну и, конечно же, Россия исправно гнала бы сырье за границу, получая оттуда второсортное оборудование.
Конечно, ничего этого Троцкий открыто не утверждал, иначе его бы погнали из партии большевиков поганой метлой. Но реконструировать эти взгляды достаточно легко — учитывая многие «буржуазные» странности в поведении «демона революции», речь о которых шла выше (сотрудничество с Локкартом, мурманский эпизод, продвижение чехословацких частей).
Тут, кстати, было бы не лишним обратиться к воззрениям небезызвестного Парвуса, который был учителем Троцкого. Этот немецкий социал-демократ и, одновременно, удачный торговец зерном настойчиво требовал ликвидации всех таможенных барьеров, стирания национальных границ. «Таможенные барьеры стали препятствием для исторического процесса культурного объединения народов, — писал Парвус. — Они усилили политические конфликты между государствами». Здесь как бы представлен некий базис, необходимый для настоящей социалистической революции, — мир должен быть единым, что называется «без границ». Вот, кстати, почему Троцкий в свое время так настойчиво пропихивал тезис о Соединенных Штатах Европы — этот Паневропейский проект был одной из форм, переходных к мировой буржуазной республике (в будущем ее планировалось сделать республикой социалистической).