Справедливости ради нужно сказать, что народники жестко критиковали сельский капитализм и кулачество. (В то же время консерваторы, в массе своей, не избежали искушения сделать совершенно проигрышную ставку на «крепкого хозяина».) И в этом была грандиозная сила народничества. Однако левацкий нигилизм все-таки сделал его безоружным перед злейшим врагом — западническим марксизмом.
Марксизм сумел предложить обществу еще более нигилистическую идею. Он признавал необходимость капитализации России, а капитализм для русских — еще большая утопия, чем коммунизм. На определенном этапе неонародники — эсеры — признали правоту ортодоксальных марксистов — меньшевиков. Последние считали, что России предстоит длительный период развития капиталистических отношений, который и сформирует в стране многочисленный и сознательный рабочий класс. По мнению меньшевиков, лишь после исчерпания всех потенций капитализма можно будет говорить о каких-либо настоящих социалистических преобразованиях. Эсеры склонились на сторону меньшевизма, в результате чего самая многочисленная, крестьянская партия в стране признала идейное руководство гораздо менее популярной партии меньшевиков, опирающейся на часть социалистической интеллигенции и отдельные круги высококвалифицированных рабочих. Находясь в плену у буржуазно-либеральных мифов, меньшевики и ведомые ими эсеры сделали ставку на парламентскую демократию, а парламентаризм в России не проходит. «Учредилку» ненавидели красные и белые, что и предопределило ее бесславный конец, который был и концом эсеровско-меньшевистского движения. А между тем эсеры могли бы победить — выбери они модель русского социализма, основанного на просвещенном авторитаризме, земском самоуправлении и артельном коллективизме.
В этом плане гораздо дальновиднее оказались большевики. Ленин решил не дожидаться, пока Россия пройдет весь путь капиталистического развития. Он даже утверждал, что первыми цепь мирового капитала разобьют страны со «средне-слабым» уровнем развития. Они, дескать, уже обладают пролетариатом, но буржуазный строй здесь так и не сумел укрепиться в достаточной степени, поэтому его сравнительно легко сокрушить. Таковой страной Ленин назвал Россию, где ему и удалось совершить победоносную антикапиталистическую революцию. При этом большевики отказались от парламентаризма в пользу советовластия. Правда в скором времени оно было заменено партийной диктатурой, но даже эта модель оказалась гораздо более живучей, чем парламентаризм.
По сути дела, Ленин выступил как полународник, который лишь выдавал себя за ортодоксального марксиста. На самом деле к Марксу были ближе всего именно меньшевики с их идеей полномасштабного исчерпания ресурсов капитализма. Об этом было бы не лишним задуматься нынешним последователям Ленина. Но они продолжают жевать всю ту же марксистскую жвачку, сочетая ее с той политической практикой, которую сам Ильич в сердцах называл «парламентским кретинизмом».
Некоторые левопатриотические теоретики (например, Сергей Кара-Мурза в блистательной «Советской цивилизации») попытались указать «товарищам» на те народнические черты, которые были присущи ленинизму, однако они были проигнорированы. А ведь только тщательное изучение народничества и использование его социально-политических технологий способно возродить русскую левую силу. В противном случае она так и останется на уровне ностальгического, инерционного советизма. Либо же ее ждет вырождение в экзотическую секту левых западников, судорожно хватающихся то за троцкизм, то за социал-демократию.
Кстати, есть чему поучиться у народников и русским правым (под ними в данном случае понимаются националисты-консерваторы). В свое время они умудрились «прозевать» артель. Дореволюционные консерваторы выгодно отличались от народников своими политическими воззрениями, ибо понимали необходимость православной автократии. Но они проигрывали им в социальной сфере, плетясь в хвосте у капитализаторов. Большинство правых монархистов склонялись к опоре на частную собственность, естественно, имея в виду национальный капитал (русских купцов и помещиков). Конечно, национальное предпринимательство России необходимо, но сердцевина нашей хозяйственной традиции находится именно в артельном хозяйстве. Русский труженик — рабочий и крестьянин — потому так поддержал большевиков, что видел в их программе воплощение своего артельного идеала. Однако большевики исказили артельность, подменив ее партийно-государственным тоталитаризмом. Их коллективизм был гиперколлективизмом, доводящим идею общего хозяйства до крайности.
Сегодня постиндустриальное общество рождает особый спрос на артельность, микрокорпоративность, на способы гибкой самоорганизации, которые соответствуют условиям «производства знаний». Завтра в выигрыше окажется та сила, которая выступит за преобладание общественной собственности в виде малой, самоуправляемой корпорации. Это будет достойной альтернативой нарождающемуся господству космополитических ТНК, которые желают превратить людей в винтики «нового мирового порядка».