Как не умереть в одиночестве

– Во-первых, ты глупец, – сказала Диана, когда он тем же вечером позвонил ей из телефонной будки. – Во-вторых, я уверена, что имею право сказать тебе это. Так что мы можем заняться этим сейчас или подождать, пока ты сам найдешь себе работу. Тебе решать…

Собеседование проводилось на вакансию помощника администратора в местном совете. У одного из ирландцев Эндрю одолжил костюм, который носил еще его отец. Сидя в приемной, Эндрю проверил карманы и нашел корешок билета на спектакль 1964 года под названием «Филадельфия, вот и я!». Представление проходило в Дублинском театре. Бывала ли Сэлли в Филадельфии, когда ездила в Штаты? Эндрю не помнил, а открытки давно выбросил. Он решил, что оптимистичное название – добрый знак.

На следующее утро Диана начала телефонный разговор словами:

– Я же тебе говорила.

Эндрю рассмеялся.

– А что бы ты делала, если бы сказала, а у меня ничего не получилось?

– Гм. Сделала бы вид, что это был другой мой парень.

– Эй!

Пауза.

– Погоди, ты шутишь, что ли?

Вздох.

– Да, Эндрю, шучу. На прошлой неделе Хэмиш Браун случайно коснулся моей груди, пытаясь установить диапроектор, вот как далеко я зашла в неверности тебе…

Сам того не желая, Эндрю проводил семьдесят процентов своего времени (ну ладно, 80 или 90), тревожась, как бы у него не увели Диану. Ему представлялся патлатый гребец, которого почему-то звали Руфус. Широкоплечий, с карманами, набитыми деньгами.

– На твое счастье, вымышленный Руфус проигрывает костлявому парню, отчисленному с отделения философии, работающему в порномагазине и живущему с двумя уродами.

В свое первое утро в совете Эндрю так нервничал, что вынужден был выбирать: постоянно сидеть в туалете или каждые пять секунд морщиться от спазмов в кишечнике. Оставалось только решить, что покажется коллегам менее странным. Слава богу, Эндрю кое-как перетерпел первый день, потом прошли неделя, месяц, а он так и не обделался и ничего случайно не поджег.

– Нам нужно серьезно работать над твоими показателями, – сказала Диана.

Затем наступил самый славный день – 11 июня 1995 года. Диана закончила учебу и ехала в Лондон. Эндрю попрощался с ирландцами, которые, к его удивлению, расстроились (хотя, быть может, из-за того, что не спали три ночи подряд), свалил свои вещи в такси, приехавшее отвезти его на квартиру, найденную им для них с Дианой. Сама она уместила все в два чемодана и села в поезд из Бристоля.

– Меня собиралась отвезти мама, – сказала она, – но я боялась, что ты снимешь нам наркопритон или что-нибудь в этом роде, и не хотела, чтобы у нее случилась истерика.

– Э… Хмм. Мысль интересная… Надо было сказать.

– О господи…

Эндрю не знал, использовалась ли крошечная квартира, найденная им возле Олд-Кент-роуд, в качестве наркопритона. Здание построили кое-как – в коридоре стены в царапинах, повсюду запах сырости, но, лежа в ту ночь в постели рядом со спящей, свернувшейся калачиком Дианой, Эндрю не переставал улыбаться. Это уже походило на дом.

Переезд выпал на лето, отличавшееся небывалой, изматывающей жарой. Особенно невыносимым выдался июль. Эндрю купил вентилятор, и они с Дианой, когда становилось особенно жарко, сидели в гостиной в одном белье. В тот месяц они были слегка одержимы Уимблдоном, а Штеффи Граф Диана считала настоящей героиней.

– Ну просто чертовски жарко, правда? – позевывая, сказала Диана. Она лежала на животе и смотрела, как перед уходом с центрального корта Граф раздает автографы.

– Наверно, это поможет? – невинно предположил Эндрю и, выудив два кубика льда из своего стакана, осторожно опустил их на спину Дианы. Она взвизгнула и расхохоталась, а Эндрю притворно извинился.

Август не принес облегчения. В метро люди нервно посматривали друг на друга – не падает ли кто-нибудь в обморок. Дорожные покрытия трескались и раскалывались. В самый жаркий день года Эндрю встретился с Дианой после работы, и они растянулись на выжженной солнцем траве в Брокуэлл-парке. Люди вокруг сбрасывали туфли и закатывал рукава. Пиво Эндрю и Диана принесли, но открывашку взять забыли.

– Не расстраивайся. – Диана уверенно подошла к курившей неподалеку паре и одолжила зажигалку, чтобы открыть бутылки.

– Ты где научилась этому способу? – спросил Эндрю, когда они снова устроились на траве.

– У деда. Он в крайнем случае и зубами мог воспользоваться.

– Звучит… забавно.

– Старый добрый дедушка Дэвид. Сколько раз он мне говорил… – Диана понизила голос: – «Ди, в жизни я выучил один урок: никогда не экономь на выпивке. Жизнь слишком коротка». Бабушка только глаза закатывала. Господи, как я его любила, он был таким героем. Знаешь, если у меня когда-нибудь будет сын, то я хотела бы назвать его Дэвидом.

– Вот как? – отозвался Эндрю. – А если дочь?

– Гм. – Диана обследовала свой локоть, исчерченный оттисками травинок. – О, знаю – Стефани.

– Еще одна родственница?

– Нет! Штеффи Граф, это же ясно.

И дунула на Эндрю пеной от пива.

Позже, дома, на диване, Диана села на него сверху, и тут небо распорола молния.