– Ты уж извини, Отонде, видать, ошибка какая. Не тебя искали, а Одеро, мажордома. Мирия его очень любила. Наверное, велела искать его, а привезли тебя, потому что у вас фамилии похожи.
Я думал, в ту минуту мое сердце разлетится вдребезги. И что теперь? У меня даже не было денег на обратный билет в Кению.
И вдруг один из официантов принес мне холодную кока-колу, открыл, налил в стакан. Я ничего не понимал. С чего вдруг кока-кола?
Через минуту пришел ассистент Оботе. Сказал, что президент велел отвезти меня в отель
Я уже вообще ничего не понимал. Кока-кола? Отель, да еще и пятизвездочный? Но тогда почему при виде меня Оботе вышел?!
Оказалось, что Оботе разрыдался. Потом мне рассказали, что он плакал как ребенок и не хотел, чтобы другие это видели. Я вернулся во дворец и продолжил работать на него.
А еще позже выяснилось, что Мирия действительно искала Одеро Осоре. Но Осоре – единственный из администрации, кто перешел в ислам, – отправился с Амином в изгнание в Саудовскую Аравию. И там продолжил работать на него в качестве мажордома.
Милтон Оботе правил Угандой еще пять лет. Судьба подарила ему уникальный шанс: мало кому из свергнутых правителей удается вернуть себе прежнюю должность, и, как написал комментатор
В 1985 году Кампалу взяли повстанцы под предводительством Йовери Мусевени[17], который до сих пор занимает пост президента страны. Милтону Оботе пришлось во второй раз бежать за границу.
Отонде Одера:
Когда пришли партизаны, у меня опять была готова еда, и я подал ее на стол. Но на сей раз все было иначе, чем с Оботе и Амином. Вместе с партизанами пришли их повара, которым они доверяли и которые готовили им в годы войны. Они бы не стали есть ничего из приготовленного мной. Я вызывал у них подозрение.
С новым президентом мы не обменялись ни словом. Однажды встретились в коридоре, только и всего; думаю, он даже не знал, кто я такой. А через несколько дней я получил приказ покинуть дворец. Мы с женой и детьми уехали в Кению. У меня было два костюма, несколько чемоданов и мотоцикл. Снова пришлось начинать все с нуля.
Я устроился водителем к одному епископу из церкви
Я готов.
Мне уже за восемьдесят, а силы уходят. Дом – сам видишь. Дыры в стенах и крыше такие, что пролезет рука. Когда идет дождь, он идет нам на голову. Когда дует ветер, он дует нам в лицо. Ты видел нашу уборную – это глубокая яма в земле. Выходя ночью по нужде, я боюсь, что упаду в нее и утону в говне, и никто не придет мне на помощь. Мог ли ты подумать, что так живет человек, который готовил для президентов? Которому жали руку и полковник Кадаффи, и император Хайле Селассие?
И хотя сил у меня все меньше, мне все больше приходится делать по дому самому. Моя Элизабет по-прежнему со мной, но и она очень слаба. То есть физически с ней все в порядке, но голова не поспевает за телом. Бывало, она выходила из дому и не могла найти обратного пути. А в последнее время она иногда смотрит на меня, улыбается и спрашивает, кто я такой.
Я вернулся в родную деревню, а через несколько лет вернулся и Одеро Осоре, мажордом Иди Амина. Он служил ему до самой его смерти. Несмотря на разногласия, мы были добрыми друзьями, знали друг друга долгое время, поэтому когда кто-то ехал в сторону его деревни – он жил в получасе езды отсюда, – я просил передать от меня привет.
По какой-то причине он никогда не отвечал. Никогда ни через кого не передал даже “Да пребудет с тобой Господь”.
Я думал: может, дело в том, что я уверовал в Иисуса, а он был мусульманином? Но разве это могло помешать нашей дружбе? У меня много друзей-мусульман. Я ничего не мог понять.
Пока как-то раз не встретил на базаре в Кисуму мужчину, который работал в президентском дворце посыльным. Я сказал ему, какая у меня загвоздка с Осоре. Сказал, что хочу к нему поехать, спросить, за что он на меня обиделся, и помянуть былые времена.
Знакомый взглянул на меня как на глупца.
– Отонде, ты что, ничего не знаешь?
– А что я должен знать? – удивился я.