Коробочка, перевязанная лентой, дожидалась будущей хозяйки. Как и Паша, сидящий за столиком. С каждой новой минутой на часах Канарейкин нервничал все сильнее, то и дело, отодвигая рукав пиджака, дабы взглянуть на циферблат. Казалось, время текло невероятно медленно. Пальцы непроизвольно дернулись, едва Павел потянулся к смартфону, но остановил себя: еще десять минут. Они ведь ничего не решат? Вдруг на дороге пробки. Стоило подумать о такси, однако в суматохе Кенар забыл о такой мелочи.
Еще немного, совсем чуть-чуть. И скоро все сбудется. Прекрасный букет орхидей тоже дожидался Леонову, дабы потом украсить собой какую-нибудь тумбочку в квартире. Не зря же Павел столько выбирал, мучаясь от метаний. Розы – банально, хризантемы – глупо, а вот орхидеи вполне достойны Киры. Во всяком случае, продавец этот дорогостоящий букет ему отдала по цене в три раза больше того, что обычно просят за подобные сорняки.
Вечер должен был пройти без алкоголя, хотя Паше очень хотелось выпить. Глотнув воды, поправил бабочку, недовольно морщась от неприятных ощущений. Казалось, новый костюм счел своим долгом придушить Кенара раньше, чем закончится свидание. Скорее бы Кира пришла.
Но чем больше Канарейкин ждал, тем сильнее росло беспокойство – волнение и тревога заполонили мысли. Спустя полчаса Павел взял смартфон, ища нужное имя в списке контактов. Электронный голос оператора на том конце заставил вздрогнуть: «Абонент находится вне зоны действия сети». Неужели телефон разрядился? Или что-то случилось?
– Павел Александрович, все хорошо? – подошедший официант с волнением взглянул на Канарейкина, продолжавшего раз за разом пытаться дозвониться.
– Да, подождем немного. Где-то задержалась, – слабо улыбнуться Паша, и получил в ответ кивок. Жалостливый взгляд Кенар решил проигнорировать, хоть это неприятно царапнуло душу.
Прошло еще два часа, и Канарейкин набрал Александра, в надежде, что тот еще не спит. Время близилось к полуночи. А поскольку телефон Киры был выключен, стало ясно: что-то случилось.
– Пашка? Ты чего так поздно? – хриплый голос Леонова, заставляя Кенара дернуться. Выдохнув, Паша успокоил расшалившиеся нервы.
– Сань, с Кирой что-то случилось. Мы договорились встретиться в ресторане, но прошло несколько часов, а ее нет. Телефон выключен. Не знаешь, куда она могла отправиться после работы? – спросил Павел, прочищая горло, стараясь не обращать внимания на чутье, не дающее ему покоя с утра.
На том конце замолчали, и Паша занервничал. Он не понимал, что происходит и почему никто ничего не говорил.
– Саш?
– Пах… Кира не была сегодня на работе, – сильнее стиснув смартфон, Канарейкин почувствовал: следующие слова ему не понравятся.
– Она вообще не сможет с тобой встретиться, потому что в отпуске и вчера вечером уехала из города. Ты разве не знал?
Схватившись за край стола, Паша почувствовал, как сильно бьется сердце. Казалось, каждый мог услышать его. Наверное, Кенар побледнел, потому что к нему бросился администратор, окрикивая молодому официанту – все равно слов было не разобрать. Словно вакуум накрыл сверху, не давая посторонним звукам просачиваться через толстое стекло.
Павел не понимал ничего. Мысли крутились вокруг одной-единственной фразы: Кира уехала из города. Собрала вещи, ничего не сказала, сбежав под покровом ночи. Леонова знала, что Паша в этот вечер вернется поздно и точно рассчитала время, дабы они не встретились. Ведь Канарейкин сам сообщил об этом накануне, обещая разгрести дела. дабы никто не мог помешать им насладится вечером в компании друг друга.
Одна секунда, и идеальная картинка разрушилась, точно карточный домик.
– Паша? – позвал обеспокоенный Александр. – Паш!
«Разбитые вещи починить нельзя. Можно попытаться склеить, но останутся сколы и трещины».
«Говоришь загадками».
– Пахан, алло!
«Ты просто не слышишь и не видишь. Мне бы не хотелось, чтобы тебе было больно. Нет ничего хуже предательства со стороны близкого человека».
Ярослав прав, а Павел Канарейкин – наивный олень. И когда тебя бросают – это действительно больно.
Напиши кто-то сценарий к слезливому фильму про жизнь безработного идиота, то концовка была бы трагичной. Паша рыдал на полу, рвал на голове волосы и бесконечно страдал, разнося все вокруг. Несокрушимая ярость заполонила существо, окончательно лишая разум здравомыслия. Но сердца разбивались каждый день, а люди продолжали жить. Канарейкин не считал свой орган, качающий кровь, хрустальной вазой, до которой чуть дотронулся, и та разлетелась на мелкие куски. Склеить нельзя – прекрасная вещь испорчена. Скорее, так рушились мечты, ожидания и вера.
И в этот день Паша Канарейкин дал себе зарок больше никогда не загадывать на будущее.
Иначе оно может просто не наступить.
Эпилог
Все что нас не убивает – делает сильнее.