Как начать разбираться в архитектуре

Почему ты так мною пренебрегаешь?
Кто собирается дать тебе другого,
      кто занял бы мое место?
Напиши верховному богу, который тебя любит,
чтобы он снял с меня бремя повинности;
тогда я увижу твое лицо,
облобызаю тебе ноги!

(Из древневавилонского «Письма к личному богу», II тыс. до н. э.)

У каждого человека имелась печать – цилиндр, на которой личный бог-покровитель подводил своего подопечного к божеству, стоявшему выше рангом, и даже к верховному богу.

Такие печати с именем личного бога и сценой представления человека главе пантеона служили и чисто практическим целям: например, их ставили на глиняные пробки сосудов, и тогда оттиски и сообщали имя владельцев, и служили заклинаниями, оберегавшими содержимое сосудов от сырости, пламени, гниения и от воров. Месопотамцы вели обширную переписку с «родственниками» наверху, писали им проникновенные послания, а те в случае нужды передавали их прошения, также в письменном виде, дальше по инстанциям, вплоть до верховного бога. На земле обращение писал писец, и свой голос он присоединял к мольбам просителя.

Не стоит думать, будто ответственность за свои действия месопотамцы возлагали на своего бога. Они говорили: «Если заглядываешь вперед, твой бог – твой; не заглядываешь, то твой бог – не твой бог» (наш современный вариант: «на Бога надейся, а сам не плошай»). «Я обрел бога», – говорил месопотамец, если его судьба принимала счастливый оборот. В случае проступка человек безоглядно раскаивался:

Бог мой заступник… Когда ты открыл мне глаза
      на мои провинности,
            публично
те, что тобой забыты,
      и те, что тобой названы,
            я назову!
Я, человек молодой, прилюдно провозглашу свои провинности
      перед тобой!

(«Человек и его бог»)

Религия в Месопотамии очень близко стояла к тому, кто называется «простым человеком». Для сравнения: основными в древнеегипетской религии были три момента – это культ солнца, поклонение богам в виде животных и учение об Осирисе, страдающем, умирающем и воскресающем боге, и о бессмертии. В Месопотамии бог плодородия Думузи, как и Осирис, также страдал, умирал и воскресал. Верховные боги также являлись правителями надо всем, однако если в Египте они в большой степени связаны с силами природы и в высочайшей – с качествами животных (откуда происходят и отдельные черты характеров этих богов), то в Месопотамии – с абстрактными категориями Власти (Ан), Силы (Энлиль, или Бел, или Ваал, и Адада), Производительности (Нинхурсаг), Хитроумия (Энки), Царственности (Нанна, Суэн), Воинской доблести (Нинурта), Праведности (Утту, или Шамаш), Бесконечного разнообразия (Инанна, или Иштар).

В обоих государствах искусство работало на укрепление государства, в котором верховный владыка имел полномочия и верховного жреца. Собственно, уже здесь мы сталкиваемся с важнейшей особенностью, характерной с той поры для истории человечества вплоть до нашего времени: искусство, красота стали атрибутом власти, пришли к ней на службу, служа наглядным доказательством мощи, всесилия правителя, его божественного происхождения и права вершить судьбы народов. Боги также воспринимались как красивые.

Так искусство оказалось характеристикой не просто разумного, но и властного человека.

Что же касается низших магических сущностей, то они играли значительную роль в практической жизни месопотамца. Так, чрезвычайно важно было знать и правильно применять символическое значение цифр и чисел. Например, в торговле к ним относились по-особому, потому, что за ними скрывались добрые или злые духи. Имелись и нейтральные, которые можно было спокойно произносить. Так, отмеривая зерно, произносили следующий текст: «Велик и благостен бог наш /первая мера/. Ему нет равного /вторая/». Слова «первая» и «вторая» не произносились, потом спокойно говорили «три» и «четыре» – скрывавшиеся за этими словами сущности не интересовались суетным миром людей. Очень неприятной была пятерка – за нею прятались зловредные божества, поэтому говорили «ваша рука», подразумевая, что собеседнику известно, сколько у него на руке пальцев.

Шестерка являлась нейтральной. Семерки боялись, поэтому вместо нее быстро шептали благословение, а лучше всего считалось просто молчать. Восьмерка не вызывала страха, а вместо слова «девять» говорили: «прошу во имя бога моего». Пересыпая десятую меру, выразительно умолкали, после паузы добавляли «здесь десять», быстро ссыпали одиннадцатую и на следующей облегченно произносили: «двенадцать». Эти многословные формулы призваны были запутать недоброжелательные божества и не дать им прокрасться в отношения между людьми.