Как возможна подобная чушь? В рыночном хозяйстве такие махинации действительно невозможны, поскольку если какой-то директор-умник вдруг сознательно удорожит свою продукцию без улучшения ее качества, то мигом проиграет в конкурентной борьбе. Ведь он ничего не сможет продать. Однако в советской экономике директор был заинтересован не в сбыте, а в выполнении плана. И коли он сумел в бюрократическом торге решить вопрос об установлении более высокой цены на свои изделия, коли сумел обосновать необходимость использования дорогих материалов (допустим, заявив начальству, что они качественнее дешевых, или просто констатировав, что иных нет в наличии), то все остальное его могло уже не волновать. Волноваться в такой ситуации начинало высшее руководство страны, постепенно осознававшее, что советская экономика одерживает одну пиррову победу за другой. Если мы будем долго расти, увеличивая объем производства не за счет повышения эффективности, а за счет безграничного растрачивания ресурсов, то, как знаменитый древнегреческий царь, просто останемся без войска (без ресурсов). И рухнем как раз в тот момент, когда, по статистике, оставим далеко позади США и Европу. В связи с этим Брежнев как-то раз даже бросил в народ странный лозунг «Экономика должна быть экономной», надеясь, наверное, что производители одумаются и перестанут разбазаривать ресурсы. Но вряд ли генсек ЦК КПСС понимал, что сама советская хозяйственная система так выстроена, что перестать разбазаривать невозможно.
Советские министерства, как говорилось выше, не имели информации для того, чтобы определять, каковы реальные возможности предприятий при выполнении плана. То же самое касается проверки обоснованности затрат сырья и материалов. Британский экономист-советолог Алек Ноув, анализируя данную проблему, справедливо отмечал:
Впрочем, проблема состояла не только в этом. Все было гораздо хуже. Искусственное увеличение затрат возникало бы даже в том случае, если бы органы, руководившие экономикой, сопротивлялись росту цен. Ведь в рыночной экономике конкуренция стимулирует предприятия бороться за снижение издержек. А в экономике плановой такого стимула нет. Допустим, появляется вдруг наивный директор, который, руководствуясь заботой о покупателе, снижает цену изделия с рубля до 50 копеек. В этом случае он оказывается вынужден либо увеличивать объем производства, чтобы выполнить старый план на 1000 рублей, либо маяться в бюрократическом торге, согласовывая с начальством снижение размера планового задания. Но никакое начальство в этой инициативе не готово было поддерживать наивного директора. Ведь с министерства высшее начальство тоже спрашивает выполнение плана. Ему тоже надо отчитываться перед начальством. В итоге наивных не оказывалось. Выбирая между стремлением выполнить директивный план и прекраснодушным намерением обеспечить экономию, московские начальники, наряду с рядовыми производителями, стремились дать стране как можно больше продукции, причем любой ценой. Никто не стремился экономить металл, цемент, бензин или древесину.
Свидетельства этого можно получить и сегодня. Например, каждый, кому доводилось выносить на помойку старый, безумно тяжелый холодильник «Орск», а на его место затаскивать новый, импортный, на своем горбу узнал, чем отличается советская экономика от рыночной. Такая же история с велосипедами. Мало того что старый советский велик был не слишком удобен в использовании, поскольку тяжеловесностью своей затруднял быструю езду, так он еще «хоронил в себе» большой объем дефицитного металла, что существенно удорожало продукцию для покупателя.