Как мы жили в СССР

В Москве тогда процветало несколько академических научно-исследовательских институтов, собиравших лучшие кадры специалистов, знающих рыночную экономику и хозяйственные системы развивающихся стран. Это были Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), Институт США и Канады, а также Институт востоковедения. Во главе этих институтов стояли люди, непосредственно работавшие консультантами высшего советского руководства или иным образом входившие в правящие круги (Николай Иноземцев, Георгий Арбатов, Евгений Примаков), что позволяло им обеспечивать лучшие условия для работы своих сотрудников. В отличие от университетских «ученых-капиталистов», сильно загруженных лекциями, семинарами, а также проверкой студенческих курсовых и дипломных работ, многочисленные научные сотрудники московских институтов специализировались на исследованиях и написании разных текстов – от тайных аналитических записок, предназначенных для ЦК КПСС, до всем доступных монографий. Многие московские ученые были умными, знающими и весьма прагматичными людьми, стряхнувшими пропагандистскую лапшу со своих ушей. Мне, например, очень много дало в юности общение с Юрием Витальевичем Шишковым – ведущим специалистом по европейской интеграции. Уже в пореформенные годы я познакомился с Виктором Леонидовичем Шейнисом, исследовавшим развивающиеся страны. Оба в 1970–1980‑х годах работали в ИМЭМО. Даже директор института Николай Иноземцев был человеком свободомыслящим. Однажды он вернулся из США и делал отчет на заседании ученого совета. Кто-то спросил его о том, завершился ли в Америке очередной экономический кризис. «Какой кризис? – удивился Иноземцев. – Нет никакого кризиса. В магазинах полно продуктов» [Меньшиков 2007: 153]. Конечно, для широкой аудитории или по телевизору он ничего подобного не сказал бы, но среди коллег вполне мог пошутить подобным образом, тем более что высокий статус оберегал его от возможных доносов. А Лев Любимов, возглавлявший отдел США и Канады ИМЭМО, практически не скрывал, что предпочитает западную экономику. В Ленинграде об этом до перестройки говорили лишь немногие, причем шепотом [Хархордин, интервью].

Наши ленинградские «ученые-капиталисты» очень ценили московских коллег и добились возможности ежегодно отправлять своих студентов-пятикурсников на преддипломную практику в ИМЭМО. Зимой 1982/1983 года я тоже попал на такую практику и был откровенно впечатлен масштабностью института. Начиная со столовой, из которой не хотелось уходить, не отведав всех блюд, до библиотеки, прошерстить которую целиком не удалось бы до конца жизни. В этой библиотеке был даже своеобразный доинтернетный «квазигугл» – «отдел досье», где хранились многочисленные папки с подобранными по соответствующей теме вырезками из зарубежных газет и журналов. Высотное здание у метро «Профсоюзная» целиком было нашпиговано истинными знатоками капитализма. Во всяком случае, такими, каких вообще можно было найти в СССР с учетом существования железного занавеса и того печального факта, что даже специалисты по зарубежным странам запросто могли быть лишены возможности хоть раз в этих странах побывать. На каждом этаже «высотки» были расположены кабинеты, рассчитанные на двух научных сотрудников или даже на одного, если он являлся руководителем. В тиши своих кабинетов и библиотек, содержавших большой объем зарубежной литературы (в двух шагах от ИМЭМО располагалась лучшая библиотека социального профиля ИНИОН – Институт научной информации по общественным наукам), москвичи творили свои книги. Побывав разок в этом «логове», я осознал, откуда следует добывать знания, и затем регулярно покупал их продукцию. Конечно, не стоит переоценивать эти труды. Книги, выходившие в 1960‑х, как правило, никакой ценности не представляли. Даже хрущевская оттепель не сказалась на качестве научных работ. Но в 1970‑е число приличных изданий стало медленно нарастать. Скорее всего, не только благодаря влиятельной «крыше», но и потому, что в самый плодотворный научный возраст вошло поколение шестидесятников, стремившихся быть учеными, а не пропагандистами марксизма. Наконец, в первой половине 1980‑х книги стали содержать максимум возможной конкретики и минимум идеологии. Конечно, они, по сути дела, представляли собой лишь качественные рефераты, посвященные разным темам капиталистической экономики и политики. Но для получения нормального образования студенту, находившемуся за железным занавесом, именно это и было нужно. Книги различались в зависимости от добросовестности и идеологизированности авторов, от желания дать хороший продукт читателю или выслужиться перед начальством. Но в целом можно сказать, что от трети до двух третей таких исследований содержали полезную информацию, а не пустую марксистскую болтовню.