Читаем Как мы жили в СССР полностью

Страшные строки. Возможно, с известным перехлестом. Но основанные на размышлениях умного человека, прожившего к тому времени в СССР 62 года.

<p>Науки естественные, неестественные и противоестественные</p>

Попробуем теперь от школы и внеклассного чтения перейти к высшему образованию. В советские годы популярна была шутка, родившаяся, наверное, в рядах ученых-естественников: науки в нашей стране делятся на естественные, неестественные и противоестественные. В общих чертах так оно и было. О естественных науках я мало что знаю и потому писать не буду, но об остальных скажу. Комплекс социальных наук относили к числу противоестественных. Но мне бы хотелось с помощью той же шутки осуществить более тонкую классификацию внутри этого комплекса. Противоестественными я бы, пожалуй, назвал лишь научный коммунизм и политическую экономию социализма, поскольку они представляли собой чистую идеологию, практически «не запятнанную» никакими признаками науки. Но политэкономию капитализма, диалектический и исторический материализмы (разделы марксистской философии), а также историю КПСС можно снисходительно назвать науками неестественными. Ученые, специализировавшиеся в этих направлениях, серьезно изучали рыночное хозяйство на Западе, немецкую классическую философию, некоторые важные политологические вопросы и даже историю России в годы существования КПСС. Впрочем, со всех сторон эти ученые были обставлены неестественными идеологическими ограничителями. Писать свои научные труды им приходилось порой эзоповым языком, а реальную науку разбавлять всякими идеологическими штампами так, что только по-настоящему вдумчивый читатель мог извлечь пользу из книг и статей этих ученых. Но зато историки и востоковеды даже в советское время могли заниматься вполне естественной научной работой. Причем внутри этих наук тоже существовало деление, связанное в основном с тем, насколько сильно удалялись исследователи в своих изысканиях от современности. Античники и медиевисты были более свободны, чем, скажем, историки, писавшие о капитализме, который, согласно марксистской идеологической доктрине, обязательно должен был быть уничтожен посредством экспроприации экспроприаторов, как гласил «Манифест коммунистической партии». Конечно, не всякий медиевист готов был стать настоящим ученым, но тот, кто готов был им стать, имел такую возможность. Он тоже был скован рядом неестественных ограничителей, главным из которых был железный занавес, препятствовавший работе за рубежом и ограничивавший творческие контакты с иностранными коллегами на конференциях. Однако советская власть в постсталинский период не могла помешать адекватно писать о средневековой культуре, чем занимались, скажем, такой выдающийся медиевист, как Арон Гуревич, и такой яркий филолог, как Михаил Бахтин. Труд о восстаниях во Франции XVII века написал в сталинское время Борис Поршнев. Не менее важные исследования той эпохи осуществила жестко оппонировавшая Поршневу Александра Люблинская. Со ссылками на их труды я часто сталкиваюсь при чтении книг зарубежных историков.

В экономической науке, которой я занимался, не было ничего подобного. Есть, пожалуй, лишь двое ученых, чьи труды вошли в историю науки, но это как раз те исключения, которые лишь подтверждают правило. Николай Кондратьев успел создать теорию больших экономических циклов, но был расстрелян в 1938 году. Леонид Канторович успешно работал и даже получил Нобелевскую премию, но его экономико-математическое направление исследований (обязательное для конкретной организации производства) было далеко от той социальной проблематики, которая важна для понимания общественного устройства.

Обучение в университете дало мне чрезвычайно мало. У нас были, конечно, преподаватели, которые искренне хотели принести пользу своим студентам. Им я благодарен, и с некоторыми из своих учителей продолжал общаться после того, как окончательно расстался с alma mater. Но в тех условиях, в которые они были поставлены, польза эта не могла быть заметной. Политэкономия социализма представляла собой абсолютно схоластическую науку, не имевшую отношения к реальной советской экономике. Фактически нам втюхивали ряд идеологических догм, сформулированных в сталинскую эпоху и развернутых в длинный, нудный учебный курс. Весьма характерны замечания двух моих собеседников-экономистов. Александр Яковлев писал кандидатскую о социалистической интеграции, но в ходе работы понял, что ее фактически нет. Тем не менее диссертацию пришлось дописать [Яковлев, интервью]. Ирина Карелина изучала влияние интернационализации на производственную специализацию региона, но обнаружила, что его фактически не имеется. Это привело к разочарованию в экономике [Карелина, интервью].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии