Как мы умираем. Ответ на загадку смерти, который должен знать каждый живущий

Расскажи о своих планах, — подбодрила я, когда протирала ей руку и готовилась вставить пластиковую канюлю, через которую в течение следующих нескольких часов ей предстояло получать препараты химиотерапии.

Свободной рукой она собрала поток вьющихся волос, чтобы они не мешали мне, затем вздохнула, улыбнулась и сказала:

― Ну я хочу научиться виндсерфингу. Где-то, где тепло. Может быть, в Греции.

Ее взгляд ушел вдаль.

― Можно поехать в отпуск и попробовать все водные виды спорта. А потом я хочу поехать в Австралию, увидеть Большой Барьерный риф и научиться подводному плаванию. Это должно быть потрясающе!

Затем, наклонившись вперед и вглядываясь в торчащую из руки канюлю, спросила:

― Это все? Я ожидала чего-то большего: много боли, крови и прочего!

Пока я закрепляла канюлю и капельницу, ожидая, когда принесут раствор из больничной аптеки, она все говорила о своих планах. Казалось, просто озвучивая все, что приходило в голову.

― Я хочу путешествовать, — сказала она. — Хочу классно провести выходные. Выйти замуж за Энди. И чтобы у нас был классный медовый месяц в каком-нибудь фантастическом месте как Гималаи или Альпы. Он любит горы, но ненавидит воду. Мы как небо и земля! Ну, знаете, противоположности притягиваются? Он такой тихий, вдумчивый и умный, а я такая: «Эй! Посмотри на меня!» А он: «Я тут пытаюсь сосредоточиться, не возражаешь?» И уходит с головой в книгу или фильм о скалолазании, природе или еще о чем. Я не знаю, как у нас получится жить вместе, но получится. И я научусь готовить и буду делать все его любимые блюда, и научусь быть тихой — тссс, вот как сейчас (шепча), очень тихой, когда он думает о своем.

Салли снова говорит во весь голос. Действительно ли она такая неудержимая и восторженная или испугана, и поэтому столько болтает? Очень сложно сказать.

― Но я не могу быть невестой без волос, поэтому придется подождать, пока они отрастут после химии. Нужно вылечиться, чтобы оглядываться назад, когда я состарюсь, и смотреть на это все как на бредовый сон. Я выиграю. Я знаю.

Ее энтузиазм заразителен. Гораздо позже, перекусывая с коллегами сэндвичем во время занятий, я начинаю задумываться о важной роли большого пальца в сохранении баланса. Виндсерфинг и скалолазание без него будут чрезвычайно сложными видами спорта. А разве не нужен большой палец, чтобы нырять с ластами? Я задумчиво вытягиваю ногу и шевелю ею, встречаясь взглядом с лектором, понимаю, что не услышала ни одного его слова. Находясь в другом крыле больницы, Салли занимает все мои мысли, болтает и мешает сконцентрироваться.

Три недели спустя она возвращается для следующего курса химиотерапии. Я ее почти не узнаю: без копны волос она выглядит хрупкой, похожей на эльфа, без ресниц и бровей черты ее лица обнажены. Она встречает меня очередным радостным потоком сознания.

— Привет, док! Я снова тут! Боже, мне было так плохо после последнего курса. Вы можете дать мне дополнительную дозу противорвотных? Это худшее, что может быть. Я надеюсь, у меня никогда не будет тошноты по утрам. Нет, вы представляете, что это происходит каждое утро на протяжении месяцев?! Не-воз-мож-но! Я хочу много детей. Энди блондин и, скорее всего, у них будут волосы цвета имбиря. Мне кажется, рыжие дети такие милашки, вы так не считаете?

Я объясняю, что не буду делать капельницу, пока не проверю, что ее костный мозг и почки в порядке после предыдущего курса химии. Я сделаю тест и вернусь с результатами. Она выглядит расстроенной.

― Просто принесите химию! — говорит она. — Мне нужно поправляться, несите яд для рака!

Доставая иглу и пробирки для теста, я спрашиваю, какие еще планы она строит на совместную жизнь с Энди.

― Я хочу минимум четверых детей и уже придумала всем имена.

Кровь заполняет пробирки, прежде чем она замолкает и моргает широко открытыми глазами:

― Бог ты мой! Я больше никогда ничего не почувствую!

Она настолько увлечена своими идеями и планами, что даже не замечает, как я ввожу иглу. Это не моя заслуга, а ее собственный механизм защиты, сила разума в действии: делать вид, что мы старые приятели, которые встретились за кофе и обсуждаем новости: «Ничего плохого не происходит...»

На этой неделе капельницу ей делали медсестры, и я не видела Салли, пока не отправилась домой. Она сидит на парковке с капельницей и курит сигарету, рядом — высокий угловатый мужчина с короткими светлыми волосами, в круглых очках.

― Эй, док! Это Энди. Энди, это ассистент профессора, главный отравитель.

Я иду через парковку, чтобы поздороваться. Салли ждет, когда прокапает физраствор («Это чистит мои почки, так что я знаю, что польза есть!»), потом Энди заберет ее домой. Он выглядит уставшим и расстроенным. По сути, он выглядит больным. Если бы Салли не была лысой и с капельницей в руке, ее можно было бы принять за здоровую.