Как мы пережили войну. Народные истории

Так неожиданно успешно закончилась поимка «языка», и я позабыл о нем. Бежали дни. Бои с немецкими заградчиками кончились. Мы остановились перед новой сильной линией немецкой обороны. Наши окопы полного профиля находились в низине, а немецкие – на высотах. Ничего существенного у нас не происходило. Правда, один раз пошли наши танки. Они двигались по одному маршруту, и при выезде на нейтральную полосу их подбивали немецкие пушки. Какое-то время танк горел, а потом взрывался. Мы были промерзшие до костей. Кто-то додумался выскочить из окна погреться у танка и юркнуть снова в окоп. Я тоже принял участие в этой игре. Видимо, моя психика как-то сдала в результате длительного физического и душевного напряжения. Почему танки не меняли своего маршрута непонятно. Только танкового прорыва не получилось.

Окопная жизнь отличалась монотонностью. Обычно нас кормили ночью. Приходил старшина с термосами и наполнял наши котелки едва теплой пищей.

В одну из ночей старшина, накормив нас, спросил:

– Кто здесь Литинский?

– Я, – говорю. И он передает мне небольшой сверток. Внутри была коробочка с орденом Красной Звезды.

Григорий Литинский под Витебском, 1944 г.

Ситуация была не торжественная, и я просто спрятал коробочку в карман гимнастерки. Подумал: «Наверное, за „языка“». А Володя Спицын ничего не получил. Убило его, и мечта о госпитале не сбылась.

Потери в полку были столь велики, что из ездовых, сапожников и других «старичков» собрали одну роту. Командиром этого «воинства» назначили меня, как уже самого опытного и единственного младшего офицера.

Приближался новый 1944 год, а мы с осени не были в бане. На морозе вши нас не трогали, но стоило зайти в землянку погреться, и жизнь становилась немила. Они досаждали нам больше немцев. Мы раздевались догола, старались вытрясти этих кровососов из белья в костер. В пламени они звонко трещали, а мы, как дикари, радовались. Но это мало помогало. Другим мучением было отсутствие питьевой воды. Мы растапливали снег и пили, а он был весь в пороховой пыли. Добавкой к голодной диете был «махан» – вареная конина из убитых лошадей. Долго это не могло продолжаться. Я заболел. Лечил меня старшина, заставляя пить водку с солью. Думаю, это усугубило мое состояние. Наконец меня, обессилевшего, увезли на маленьких саночках в медсанбат – ходить я уже не мог. Старшина всхлипывал, просил взять его с собой.

Во время врачебного осмотра я видел несколько других пострадавших. Но запомнился один, возможно, узбек который показал свои обмороженные гениталии. Это были две большие красные дыни с крошечным наперстком сверху… членом. Такое может присниться в кошмарном сне.

В медсанбате мы помылись в бане и сменили белье. Вот это жизнь! А через день нас отвезли на железнодорожную станцию и отправили в теплушках в калининский госпиталь. Шел январь 1944 года.

Госпиталь находился в здании школы. Наша палата на 4-м этаже была просторной. Я лежал в середине, не имея тумбочки, не касаясь стенки. После передовой, казалось, что попал в рай. Чисто, светло, сытно кормят. Доктор – заботливая пожилая еврейская женщина. Ребята быстро приходили в себя. Многие были награждены. Они надели свои ордена и медали прямо на рубахи. Это выглядело очень красочно. Никаких скандалов и разборок, хотя под подушками было оружие, и никто не требовал его сдать.

Вскоре я окреп и записал события, пережитые под Витебском, в дневник. Райское житье продолжалось около месяца. Я выписался в свою часть и на собственный страх и риск поехал на пару дней в Москву.

В Витебске я так никогда и не побывал. Старинный город видел на картинах Шагала в Пушкинском музее. А современный – уже в Нью-Йорке по ТВ. Там проходил музыкальный фестиваль Украины, Белоруссии и России. Нам показали красивый современный город на полноводной Западной Двине. В городе был праздник, и невозможно было представить себе события, происходившие здесь полвека назад.

Елена Литинская. Перепечатано из дневника в Нью-Йорке в 1994 году.

Неизвестная война. Пулеметчики-камикадзе

Мой отец, Мальцев И. Н., к сожалению, не дожил до 70-летия Победы. О чем я бесконечно жалею.

Он очень не любил рассказывать о войне. Вернее, не то чтобы не любил, а просто не рассказывал. Я больше знаю о том, что ему и его семье пришлось испытать во время войны, от родственников.

Его отец ушел в июне 1941-го добровольцем на фронт и в сентябре 1941-го погиб под Киевом. Жена с 3 ребятишками – девочкой и двумя мальчиками (одним из которых был мой отец) попали под оккупацию в Харьковской области. Отцу, а тогда мальчику Ване, было 16 лет, и он сбежал в лес к партизанам. А его маму с двумя маленькими детьми угнали в Германию. По пути в Западной Украине эшелон разбомбили, мама вскоре умерла, а детей отдали в детдом.