Один из моих пациентов страдал от тревожного расстройства и беспричинных переживаний. Назовем его Джим. Несмотря на некоторый уровень общего беспокойства, Джим некогда был достаточно успешным человеком, довольным жизнью – в частности, благодаря удачному браку с любимой женщиной. Но затем последовала серия серьезных неприятностей, и Джим потерял контроль. Началось все с того, что Джим вез своего сына на футбольную тренировку и попал в автомобильную аварию, в результате которой ребенок стал инвалидом. Пока сын был в больнице, Джим и его жена проводили б
В тот день, когда его семья переезжала в маленькую квартиру в городе, Джима не было: полицейские застали его в момент попытки самоубийства и поместили в психиатрическую клинику. Жена уже не могла сдерживать свое негодование по поводу произошедшего, не могла закрыть глаза и на то, что мужчина перестал быть надежным партнером в их браке. Она подала на развод. Когда Джим выписался из клиники, с направлением ко мне в кармане, он поселился у своих родителей.
Мы пробовали разные методы, чтобы избавить мужчину от излишней тревоги. Помимо медикаментозного лечения мы подключили когнитивную поведенческую терапию, психотерапию, арт-терапию, медитацию и профессиональную реабилитацию. На сеансах Джим слушал рекомендации, но в течение дня, когда тревожность достигала максимума, он редко применял полученные навыки. Он предложил другой метод приглушить свои страдания: чтобы мы звонили ему и оказывали психологическую помощь в определенное время. Наша программа предусматривает круглосуточную поддержку специалистов. Мы объяснили Джиму, что не стоит откладывать общение и ждать, пока наступит кризис. Если он хочет с кем-нибудь поговорить, он может позвонить в любое время. Но такой вариант мужчину не устроил. Он доказывал, что наиболее конструктивно звонить ему в определенные часы, когда велика вероятность, что он паникует.
Джим считал, что больше всего он тревожится вечером, и особенно хотел, чтобы мы звонили именно в это время. Когда мужчина предложил этот план, мы порекомендовали во время телефонных разговоров применять те навыки, о которых он узнавал в течение дня. Но Джим отклонил это предложение. Он заявил: «Мне нужно только, чтобы вечером мне напомнили, что все хорошо».
Я полагаю, с Джимом происходило вот что. Если бы он начал использовать изученные психологические приемы и обращаться за помощью, когда она необходима (вместо телефонных звонков по определенному графику), ему бы пришлось признать себя ответственным индивидуумом. Использовать полученные навыки – значит предпринимать какие-то действия. Джим не верил, что способен управлять своим поведением. После аварии и последовавших за ней профессиональных и личных неудач он ощущал полную беспомощность. Обратившись за поддержкой, он признал бы себя независимым и ответственным. Одновременно это стало бы невыносимым напоминанием о том, что сын остался калекой по его вине. Такого груза ответственности Джим вынести не мог. Схема с фиксированным графиком звонков позволяла ему общаться с нами, не думая о личной ответственности, о необходимости и способности управлять своей жизнью. Пока мы звонили ему в определенное время, он чувствовал себя зависимым, а не принимающим решения. Иначе выражаясь, он успокаивал себя пьесой, тайным режиссером которой являлся и где главный герой – пассивный исполнитель чужих приказов.
Этот тип поведения я называю «эффективным бездействием»[89]. Написав сценарий со своей, казалось бы, безынициативной ролью, Джим на самом деле умело оберегал себя. Его линия защиты, однако, выглядела довольно странно: схема взаимодействия, где он выглядел как нерезультативный и бездействующий. Более того, Джим так боялся ответственности, что не мог продвинуться в лечении. Он посещал сеансы, но не использовал полученные знания и сделанные выводы, поскольку для этого неминуемо потребовалось бы признать, что мужчина сам несет ответственность за изменения. Выражаясь иначе, Джим хотел, чтобы его кормили, но не желал есть. Хотя его план и гарантировал безопасность, такое существование было пустым.