Как молоды мы были

Мы все уже не девочки, не мальчики.
Дожили мы до грустной седины.
Мы все теперь – обманутые вкладчики
прекрасной, но несбывшейся страны.

Не доллары мы вкладывали смолоду
в эпоху наших песен и побед,
а сердца нераспроданное золото,
души открытой яблоневый цвет.

Друзья мои трудились неустанно
и строили они не для продаж
и гавань для российских звездопланов,
и Братск, и Красноярск, и Уралмаш.

И все ж отсюда люди стали драпать.
Приелся «развитой социализм».
Мы сбросили посконный русский лапоть.
Да здравствует сплошной монетаризм!

Нас воры уму-разуму учили.
Мы слушались лжеца и подлеца.
Нам ваучеры грязные вручили
за чистые и души и сердца.

Остались мы на паперти намоленной
почти уже трагически смешны,
как вкладчики пропащей, неустроенной
великой недостроенной страны.

Умение слушать

Утратили люди умение слушать.
Затянуты тиною уши, что лужицы…
Мы можем построить, мы можем разрушить,
но даже к себе не умеем прислушаться.
Мы все говорим, кто прямей, кто окольней,
мы все рассуждаем, кто глупо, кто миленько…
Когда-то был голос как звон колокольный…
(Мы даже не звонницы, мы – говорилинки.)
Мы с детства вступаем в словесные прения.
У всех выступления. Все – в упоении.
Порой подтверждаем не делом, а речью
под солнцем величье свое человечье.
Конечно, мы – боги. Конечно, цари мы.
Хозяева солнечной нашей обители.
Мы так о природе умно говорили,
но разве не мы эту землю обидели?
Наносят ей раны железные краны.
В лесу раздаются глухие удары.
И в роли новейшей, грохочущей кары
свирепствуют гордо электрогитары…
Третичные сосны не сгнили, а спилены,
их хор акапелльный давно позабыли мы,
и тайны дождей, принесенные с неба,
и шепот отроческий первого снега.
Когда ж мы успели так высушить душу?
Хоть к голосу сердца бы стать повнимательней…
Умели бы слушать! Умели бы слушать!
А слушаться – необязательно.

«Не печалься, любимая, милая…»