Недаром же в слове «покой» спрятано «око» – глаз, пронзающий нас своим таинственным смыслом, как и сам божественный ее Образ, который отпевают в утешение живым, и прежде всего мне, еле держащемуся на этой сиротленной земле, может поэтому сироты и жмутся к чужим людям, и у священника так странно дрожит голос, что он чувствует то же, что и я, расстающийся с самым прекрасным телом на земле, и с самой родной душой…
Я выхожу из церкви со слезами… Я выразил ее живой Душе свою неумолимую тоску…
И потому ласкаюсь я с тенями… И по погосту с прошлым ухожу…
Как моя жена изменяла мне
Моя жена изменяла мне долго и упорно… Хуже всего было находить чужие мужские трусы в нашей кровати… Я все время ругался, но жена обиженно молчала… Видно, она не понимала, почему я так злюсь, если все время сам хожу к нашей соседке… Однако, к соседке я ходил вовсе не из-за секса, просто у нее все время чего-то ломалось, а починить было некому потому что она была страшно одинока…
И вот из-за того, что у нее все время что-то ломалось и она была одинока, я и приходил к ней… И если у нас что-то и было с соседкой, то вовсе не из-за того, что нам ужасно так хотелось этого самого секса, а просто потому что у нее не было денег, чтобы отдать мне за починку сломанного стула или крана, или люстры…
В общем, жена мне изменяла в отместку за соседку и это было ужасно…
Тогда я в отместку стал подкладывать в нашу кровать соседкины трусики…
Это так взвинтило нервы моей жене, что в следующую пятницу я нашел в нашей кровати здорового небритого и весьма пьяного гражданина голого вида, но с весьма необычным галстуком, который на конце раздваивался, и на каждом кончике звенели два маленьких колокольчика…
Гражданин мне сразу объяснил, что эти колокольчики на концах его чудного галстука очень здорово звенят и веселят его и мою жену, когда они занимаются своим любимым сексом…
Мне стало так ужасно больно и стыдно, что я тут же побежал к соседке и починил у нее и телевизор и холодильник, а когда дело дошло до смывного бачка, то я залил всю нашу квартиру, потому что она находилась прямо под квартирой соседки…
Ничего не подозревающие небритый пьяный и голый гражданин с моей женой в кровати очень быстро и незаметно выплыли на кровати из нашей квартиры на улицу…
И вскоре на их безумное совокупление сбежался весь наш дом, а потом и другие дома, и вся наша улица… Однако я этого не видел, потому что соседке опять пришлось расплачиваться со мной своим одиноким телом…
На память я у нее забрал все лифчики и трусики, но когда я пришел домой, то мне пришлось очень долго нырять прежде чем я нашел нашу кровать…
Как оказалось, она приплыла назад домой от бушевавшего в сердце моей жены позора, а того самого гражданина, который был страшно гол, небрит и пьян разобрали по домам другие наши соседки и теперь он живет у них на полном иждивении, но не полностью, а по частям, на которые они его разобрали…
Вследствие этого странного недоразумения мы с женой простили друг друга, но она все равно продолжила изменять мне и упрямо водить других мужчин и оставлять их трусы себе на память, а я же продолжил ходить к нашей соседке и все время что-то ей починяю… Со временем я даже привык деликатно стучаться в дверь нашей спальни, чтоб ненароком не опозорить себя, жену и третьего неизвестного мне мужчину…
Вот таким странным образом, мы привыкли к нашим супружеским изменам, и даже добились друг от друга твердокаменного спокойствия ради сохранения семьи и собственного же здоровья… Только, пожалуйста, не говорите мне о морали, я – очень аморальный тип и страшно горжусь этим!… Аминь!
Курьез
Однажды я столкнулся с дивным курьезом. Мужчина-сантехник ремонтировал водопроводные трубы в женской колонии. Женщины каким-то странным образом сговорившись, умудрились спрятать мужика под полом барака, в полуподвале, где из старой телогрейки для него была сделана лежанка.
Им пользовались все женщины без исключения, даже пенсионерки, а чтобы он, не дай Бог, не окочурился, был сделан щадящий график. Нашли его случайно через полтора года. Конечно, он здорово поправился, ибо кормили его как хряка на убой, и на своей теплой лежанке он совершал в основном одни и те же телодвижения.
За это время он сумел обрюхатить не одну сотню баб, за этим самым ходили к нему и из других бараков. Как правило, беременных и рожениц чаще отпускали по амнистии и условно-досрочно, или переводили в колонию-поселение.
И вот случайно я встречаюсь с ним, с папашей сотни невинных младенцев!
Курьез, безумный курьез! Около 30-ти женщин через суд взыскало с него алименты на содержание своих детей, ведь в законе не говорится, возник ребенок добровольно или в результате насилия, все равно, – раз папаша, будь добр поделись копеечкой с дитем! Мужик уже старый, одинокий, все плачется и плачется, зато сколько баб обрюхатил, иной падишах себе такого даже за всю жизнь не позволял! Был у меня к нему один вопрос, но я его так и не озвучил, – а действительно, почему он не кричал, не звал никого на помощь, ведь рот ему никто не затыкал?