Как моя жена изменяла мне

С тех пор прошло много лет. Я так уже ко всему привык, что даже не выхожу за ней по ночам из дому. Страдания мои утихли, и боль в душе унялась, да и сами мы постарели…

Правда, она все еще сношается с ним, но кажется, и они тоже изрядно устали друг от дружки, и, как и у нас у них это вошло уже в привычку…

По вечерам мы сидим с женой у телевизора и молчим часами. Я иногда читаю газеты, жена вяжет мне шерстяной свитер, и тянет себе под носом какой-то тягучий заунывный мотив.

Я смотрю на нее и слушаю, и порою мне кажется, что в этой заунывной песне без слов выражена ее вся порабощенная семейным бытом душа, и чем больше я живу с этой мрачною дурою, тем больше привязываюсь к ней, ибо ее измена доказала мне, что более терпеливого, и более добросовестно исполняющего свой долг человека я уже никогда не найду!

Ирония судьбы

Она была абсолютно не накрашена. Эскину пришлось здорово напрячься, чтобы разглядеть ее в толпе. Когда он взял ее за руку, она что-то тихо прошептала, и Эскин с испугом отнял свою руку. Правда, за столиком, в кафе, она очень много выпила шампанского и постоянно бегала ссать. Эскину это действовало уже на нервы, но он все равно старался держать себя в руках.

– Хорошая она или плохая, но все же баба что надо, – думал Эскин, и удовлетворенно потирал под столом потные руки.

Правда, когда она выходила из-за стола, она два раза ударилась головой об его подбородок, из-за чего Эскин чуть даже не заматерился. Потом на улице она вдруг разволновалась и ни за что не захотела идти к Эскину домой.

– А я хочу домой, – мрачно настаивал Эскин, продолжая тянуть за рукав пьяную женщину, – и потом, если честно, то никто не может стопроцентно утверждать, что я тебя обязательно изнасилую!

Неожиданно последняя фраза удивила ее, и она согласилась пойти к Эскину в гости.

По дороге они купили еще бутылку шампанского, и тут же у магазина выпили прямо из горлышка. Уже смеркалось, тихие снежинки плавно падали на их раскрасневшиеся веселые лица, а потом Эскин расхрабрился, и, взяв ее на руки, стал подниматься с ней на пятый этаж. На третьем этаже они упали, правда, их зимние шапки и пальто значительно смягчили их падение. Одна только бутылка с недопитым шампанским разлетелась зелеными осколками вокруг них.

Эскин опять осторожно поднял ее и донес до своей квартиры. Правда, она была такая тяжелая, что Эскин тут же вспотел и быстро стал задыхаться. Когда он приставил ее спиной к двери соседней квартиры, а сам стал открывать свою, она неожиданно упала и очень громко запела «Интернационал».

– Вставай, проклятьем заклейменный! – орала она на весь подъезд.

Полусонные соседи тут же пораскрывали двери, и под их не совсем внятную речь Эскин затащил свою женщину к себе.

Быстро раздевшись, она без всякого стыда потребовала у Эскина расческу и тут же со смехом стала причесывать у себя волосы на лобке.

– Ты же образованный человек, зачем тебе это надо?! – болезненно прореагировал Эскин.

– Да, я же для тебя стараюсь, – обиделась она, – я хочу, чтобы она похорошела!

– По-моему, она у тебя и так в порядке, – тяжело вздохнул Эскин и вдруг почувствовал, что у него совершенно отсутствует, какое бы то ни было, желание.

– И зачем тебе это надо?! – словно угадывая его мысли, спросила она.

– Для себя, – многозначительно заявил Эскин, и деловито стащил с себя брюки.

Через час они уже забылись сладким сном, а полчетвертого утра внезапно приехала от матери жена Эскина. Она тихо открыла дверь своим ключом и в темноте легла к Эскину, приобняв его спину.

Эскин с ужасом проснулся, почувствовав себя с двух сторон зажатым женскими объятьями. На какой-то миг ему даже захотелось умереть, но, вспомнив, как вчера сосед Тимохин обещал набить ему морду, раздумал. Для того чтобы как-то выйти из этого идиотского положения, он начал толкать в бок свою спящую любовницу.

– Что тебе еще надо?! – громко огрызнулась проснувшаяся любовница.

– Кто это здесь?! – дрожащим шепотом пролепетала жена.

– Да, ну вас на хрен, – заругался Эскин, и почувствовав разоблачение, быстро поднялся с постели, и перешагнул через уже примолкшую любовницу, затем схватил одежду с ботинками в зубы, и выбежал из квартиры. Одевался он, стуча от холода зубами, в соседнем подъезде.

– Черт, черт! – вздрагивая всем телом, приговаривал он, – и надо же такому случиться!

Последние предутренние часы Эскин бродил по улицам, силясь разобраться со своими чувствами. Потом он все же набрался храбрости и вернулся домой. По лестницам он шагал на цыпочках как начинающая свою нелегкую поступь балерина. Дверь открывал ключам так осторожно, будто взламывал сейф, в котором лежало не меньше миллиона долларов.

В комнате никого не было, только на кухне горел свет, и в стеклянном проеме двери виднелись две тени. Эскин приоткрыл дверь и ахнул, две женщины с распухшими, да еще и с окровавленными мордами, с безумным вниманием и нежностью обмазывали друг друга зеленкой и тихо вздыхали, и молча плакали. На минуту Эскину почудилось, что ему все это снится.