Как много в этом звуке…

— Что «конечно»? — нервно уточнила Маласаева.

— Не в каждую машину коляску запихнешь… Да и хлопотно… Да и время… Следы опять же, да, капитан?

— Полностью с тобой согласен, — поспешно согласился Зайцев, совершенно сбитый с толку невнятным бормотанием Вани.

— Я подышу, — сказал бомжара и, поднявшись, направился к балконной двери. Откинув шпингалеты, он вышел на балкон и прикрыл за собой дверь.

— Чего это он? — удивилась женщина.

— Покурить вышел, — пояснил Зайцев, сам озадаченный странным поведением бомжары.

— Курил бы здесь! Я же курю!

— Стесняется. И потом, знаете, есть такое заболевание… Непоседливость. Психиатры знают, у них даже какие-то таблетки имеются… Циклодол называется. Ничего, пусть подышит.

— Пусть! — Элеонора Юрьевна передернула плечами. — Если это ему помогает!

А бомжара тем временем обнаружил на балконе какую-то табуретку, присел на нее, втиснувшись в свободный угол, закурил, осмотрелся. Обычный балкон, который постепенно, с годами превращался в мусорный ящик. Сюда сваливали ненужные уже вещи, которые тем не менее выбросить было жалко или же попросту руки не доходили. Дырявая кастрюля, надколотая ваза, сломанный термос… Над головой у бомжары оказалась протянутая веревка, и на ней сохли развешанные детские одежки, неожиданно оказавшиеся ненужными. Бомжара поднялся, вздохнул сочувственно, понимая чужое горе, провел рукой по маечкам-трусикам и вернулся в комнату.

— А когда у вас случилось это несчастье? — спросил Ваня, усевшись на свое место.

— Сегодня третий день, — ответил Зайцев. — Ты вот отлучился, а Элеонора Юрьевна не успела сказать главного… Звонки идут… Похитители грозят вернуть ребенка по частям…

— По частям — это как? — не понял Ваня.

— Сначала одну ножку, потом другую… Потом сжалятся и головку подбросят в мусорный ящик… Теперь понятно? — женщина не мигая уставилась на Ваню.

— Какой кошмар! — ужаснулся бомжара. — Я даже не представлял, что так может быть… А чего они хотят?

— Денег.

— Много? — спросил Ваня как-то без выражения, будто только сумма имела для него значение.

— Сто тысяч, — ответила женщина, раздавливая очередную сигарету в блюдце. — Долларов. Вы меня услышали? Долларов!

— Услышал, — кивнул Ваня. — А у вас есть эти деньги?

— Ха! — ответила женщина.

— Понял, — опять кивнул Ваня. — Скажите… А девочка… Как бы это сказать… Здоровенькая?

— Не поняла?

— Ну… Может быть, ей требуется какое-то особое питание, уход, лекарства… Что-то ей нельзя ни в коем случае, а без чего-то она обойтись не может… Так бывает, — извиняющимся тоном пояснил Ваня. — А похитители всего этого не знают…

— Да нет… — женщина, казалось, впервые за все время разговора была несколько смущена. — Вроде в порядке Натали… Обычное питание двухлетнего ребенка.

В это время приоткрылась дверь в соседнюю комнату, и на пороге возникла пожилая женщина в цветастом байковом халате.

— Ну что ты говоришь, Эля! Как ты можешь так говорить! Ведь ей совершенно нельзя клубники! Помнишь, ее всю обсыпало от двух-трех ягод! А шоколад! Наташеньке близко нельзя подходить к шоколадным конфетам!

— Не думаю, чтобы похитители баловали ее шоколадными конфетами! — резковато ответила Элеонора Юрьевна.

— Да эти бандюги только конфетами и будут ее кормить! Не станут же они варить ей каши, делать пюре, готовить овощи! Сунул ребенку конфету в руки и считай, что сыта! — и женщина вернулась в свою комнату, с силой бросив за собой дверь.

— Ого! — одобрительно крякнул бомжара и, поднявшись, прошел на кухню.

— Непоседливость, — развел Зайцев руками, отвечая на немое недоумение Элеоноры Юрьевны.

А когда женщина через минуту-вторую, потеряв терпение, прошла вслед за бомжарой на кухню, то увидела Ваню, спокойно сидящего на табуретке. Он потягивал сигаретку и аккуратно стряхивал пепел в мусорное ведро.

— Извините… Я не могу курить в комнате… Как-то неловко.

— Господи! Да курите где вам удобно! Мне-то что! — женщина хотела было выйти с кухни, но ее остановил негромкий голос Вани:

— Простите, Элеонора Юрьевна, — старательно произнес он имя хозяйки, — а вот эта тетенька, которая заглянула к нам из другой комнаты… Это кто?

— Мать моя. Мария Константиновна.

— Бабушка Натали?

— Да. Бабушка Натали.

— Мне показалось, что она чем-то недовольна.

— А она всегда чем-то недовольна.

— Она живет с вами?

— Слава богу, нет.

— А где она живет? — не унимался бомжара.

— На даче. Дача у нее.

— И зимой тоже?

— Условия позволяют.

— А какие у нее отношения с Натали?

— Натали еще слишком мала, чтобы иметь с кем-то какие-то отношения. А бабушка для этого слишком стара. У вас еще есть вопросы?

— Только один, — позволил себе улыбнуться бомжара. — Какую кашу Натали любит больше всего?

— Манную! — ответила женщина и вышла с кухни, шумно закрыв за собой дверь. Дескать, захотел в одиночку на кухне сидеть — сиди.

— Что-то, я смотрю, двери в этом доме ведут себя несколько своенравно, — проговорил Ваня и по своей привычке озадаченно вскинул правую руку вверх и чуть в сторону. — Надо же… Но с другой стороны, у кого повернется язык осудить несчастную…