Как много в этом звуке…

— Хорошо-то как, Господи! — вздохнул я.

— Ну? — обернулся директор. — Чего брать будешь?

— Не знаю… Глаза разбегаются.

— Решай, парень. Больше такого случая у тебя не будет. — Директор гордился своими владениями и, видя мой неподдельный восторг, похоже, проникался ко мне доверием соратника, а то и подельника.

— Можно, конечно, чего попроще, «Московскую», например. Но раз уж такой случай выдался…

— Свадьба опять же, — напомнил директор.

— Но! — воскликнул я. — Давайте «Петровскую». Хотя от «Столичной» она мало чем отличается… Было бы чем закусить.

— Это главное, — подтвердил директор, опять уставясь в пространство. Я не мог не заметить легкой поволоки в его глазах, неуверенность движений, да и лицо его нельзя было назвать таким уж свежим.

— Я вижу, вы сегодня малость того, — я покрутил в воздухе растопыренной ладонью.

— Да, маленько есть… Остаточные явления. Вот «Петровская». Эти два ящика твои, — сказал директор, но уходить не торопился. Ему было любопытно — как один человек унесет два ящика водки да еще в такую погоду. Наверно, не один раз он видел, как уносили бутылки в карманах, авоськах, дамских сумочках, медицинских саквояжах, инкассаторских мешках, как пили тут же, в магазине, не отходя от кассы, как сливали в бидоны, в чайники, графины, грузили в мотоциклы, грузовики, телеги, увозили на багажниках велосипедов…

Но чтобы вот так…

Усевшись на фанерный ящик, я поставил перед собой чемодан, отвинтил неприметную плоскую крышечку рядом с ручкой и, подмигнув директору, заглянул в дырку, сунул палец в черную пустоту, дунул в нее. Внутренность чемодана отозвалась утробным гулом. Приблизившись к отверстию, я шумно втянул воздух. Прислушался, словно ожидая обнаружить в чемодане какие-то признаки жизни. Снова посмотрел на директора — вот так, мол, ничего хитрого.

Взяв из ящика крайнюю бутылку, я одним движением сорвал алюминиевую нашлепку, открыл еще одну бутылку и перевернул их горлышками в дыру. Послышалось волнующее бульканье внутри чемодана.

— Хитро, — одобрительно сказал директор.

— Ребята в мастерской сварили. Они и черта сделают. По пятому разряду работа. А что, нет? Рассчитали канистру с точностью до десяти граммов. А чемодан — местного, сахалинского производства.

— Не отказался бы и я от такого чемоданчика… Поменьше бы вот только. Литров этак, — директор задумался, будто уже выбирал чемодан с канистрой, — литров этак на десять. Да, около того. В самый раз.

Я опустил в железные гнезда ящика пустые бутылки, открыл еще две, потом, подумав, принялся открывать все подряд.

— Ладно уж, — сказал директор. — Помогу. — Он приставил поближе ящик из-под крабов, тяжело сел и, не торопясь, начал открывать одну бутылку за другой. Минут через пятнадцать все было закончено. Последние две поллитровки с пустым, обесчещенным звоном опустились в проволочные гнезда. На полу тихо светилась белая горка алюминиевых пробок.

Директор не выдержал и заглянул в дырку чемодана. Водка плескалась у самого среза.

— Точный расчет, — похвалил он неизвестных мастеров.

— Если до капли выливать, то вообще с верхом было бы… Но и так булькать не будет. — Я сдул с резиновой прокладки невидимые пылинки, накрыл ею дыру и намертво завинтил крышку.

— Век живи, век учись, — задумчиво протянул директор. — Ну ладно, пошли рассчитываться.

Я уезжал последним поездом на Оху. Следующий отходил через неделю — как только закончился тайфун, нашли под снегом занесенные поезда и расчистили дорогу. Рельсы лежали на дне снежной траншеи глубиной не менее трех метров.

Но все равно я опоздал — к моему приезду в Погиби свадьба расстроилась. Но когда жених и невеста увидели мой чемоданчик, любовь в их сердцах вспыхнула с новой силой. И все получилось просто замечательно. Мы пили за нефтепровод, который проложили под Татарским проливом, за мыс Лазарева, до которого все-таки добрались, за камешки, которые потехи ради бросали в пролив Лаперуза, и даже за далекий теплый Карадаг выпили, за Чертов палец, будь он неладен! Со стороны моря он смотрится указующим перстом, торчащим из земли, будто какие-то неведомые силы пытаются остановить, предупредить, предостеречь глупых, влюбленных людей от поступков отчаянных и безрассудных.

МОСКВА-93

Он неожиданно возник рядом со мной и некоторое время шел молча, удостоверившись лишь в том, что я заметил его. Потом коснулся рукой моего локтя, еще помолчал и наконец заговорил.

— Ты это… Не имей на меня зуб, ладно? — Он улыбнулся почти как прежде, почти по-приятельски, грустно и заговорщицки, виновато и слегка шаловливо. — Так уж вышло… Куда деваться…

— Да ладно, чего уж там… — Я пожал плечами и шел дальше с таким расчетом, чтобы встречные попадали на него, чтобы они отсекали его от меня. Он произнес некие слова, которые показались ему необходимыми, я ответил то, что мне показалось уместным. Казалось бы, все. Но ему захотелось еще что-то произнести или, говоря точнее, — еще что-то от меня услышать.

И он снова заговорил.