Я так и осталась стоять, не решаясь опуститься ни на обитую мягкой тканью кушетку, ни на кровать, пока ещё не застеленную бельём. Всё казалось: присяду — и захлопнется дверца клетки. Признаю, что остаюсь, — и уже не выберусь. Но моего мнения здесь спрашивать не спешили.
— Что встала, как вкопанная? Сымай платье!
Я, напротив, намертво вцепилась в воротник.
— Зачем?
— Нагишом бегать! — фыркнула старушка. Но, видно, сильно я побледнела, потому что, сжалившись, она отступила и принялась перетряхивать постель. — Постираю, починю… Авось ещё сгодится. А ты свежее в сундуке возьмёшь, господин в последнее время их всё одно не носит. — Но и эта прибаутка меня не развеселила. — Деточка, та шо ты ровно неживая?
Неживая… Не сильно-то служанка и ошибается! Я и правда умерла давным-давно, пять лет назад, когда монстр назначил меня невестой. Но разве я так испугалась тогда, чтобы забыть его лицо? Нет, я никогда не забуду того, кто повинен в смерти отца! И это был не тот, кто забрал меня на рассвете с площади.
— Кто он такой?! — выкрикнула я в отчаянии.
Старушка недовольно попыхтела и ковырнула мизинцем в ухе, проверяя, не оглушила ли я её.
— Хто?
— Хозяин поместья. Тот, кто принёс меня сюда.
— Господин Ветер, владелец здешних земель и гор. А ещё жа-а-аних твоёйный! — язвительно добавила бабка.
Хотелось бухнуться на колени и просить, умолять эту добрую женщину выпустить меня на волю. Что если сжалится? Но метка невесты, привычно обжигающая спину последние годы, засаднила особенно сильно, напоминая: он найдёт меня где угодно. Найдёт и отомстит. И хорошо, если мне.
— Пять лет назад… — Я прокашлялась и, чтобы унять дрожь в руках, принялась помогать взбивать подушки. О том, что представляла на них физиономию «господина Ветра» рассказывать, конечно же, не стала. — Пять лет назад господин Ветер оставил на мне метку невесты. — Я задрала рукав, демонстрируя край золотой лозы. — У того, кто принёс меня сюда, была такая же.
— Я бы подивилась, будь она другой, — хмыкнула старушка.
— Но это был не тот человек! — Под строгим взглядом горничной я расправила смятую подушку и аккуратно положила на причитающееся ей место. Повторила спокойнее: — Пять лет назад господин Ветер выглядел иначе.
— На твоё счастье, — старушка ревниво подтянула за угол подушку, взбила по-своему и вернула, где взяла, — это действительно так. Не жди зла, горюшко. Помяни моё слово, табе очень, очень повезло!
— А ему — нет, — пробормотала я.
— Что говоришь?
— Говорю, во что можно переодеться? — улыбнулась я этой полоумной. Все они тут заодно, все что-то скрывают. Ну да ничего, мне терять нечего. А если нечего терять, нечего и бояться.
— А вон тама во.
Горничная указала на ширму и подала платье на смену. Лёгкое и синее, как небо здесь, в горах. После свадебного наряда из тяжёлого плотного льна оно показалось невесомым. Я глянула в зеркало, чтобы убедиться: нет, не обнажена. Просто тончайшая струящаяся ткань облегала так нежно, точно тёплый ветерок легонько касался кожи бёдер… Я содрогнулась от воспоминания, как бёдер касался иной Ветер. И тоже тепло… Нет, жарко!
— Точно нарочно для тебя шили, горюшко! — восхищённо ахнула старушонка. — Аккурат к глазам!
— Тисса.
— Ась?
— Не зовите меня горюшком, — попросила я. — Я Тисса. И я пока никому не принесла бед.
Голос дрогнул: правда ли не принесла? Как там мать, тоскует ли? Проклинает дочь, которая не нашла в себе смелости избежать нежеланного брака, или тоже примеряет новые наряды, купленные на деньги с откупа? Городничий обещал ей добрый откуп за меня… Всяко не такой богатый, как мог бы дать настоящий жених. Однако господин Ветер дал больше — свою милость. И за то, чтобы не потерять её, старый толстяк дорого готов был заплатить.
— А меня баба Рея зови. — Старушка пригладила мои растрёпанные волосы, попыталась распустить тугой пучок, но я не дала. — Правда зови, — с нажимом повторила она, — ежели по неразумению… или глупости обидит кто.
Тут бы дерзко вздёрнуть нос, мол, я сама кого хочешь обижу! Но, поразмыслив, я сказала иное:
— Спасибо, баба Рея.
— Вот и ладненько. Вот и чудненько! Прихорашивайся, горюшко, и ходи завтракать. Прямо по коридору, а дальше не ошибёшься: я на оладушки тесто поставила, по запаху не перепутаешь.
Баба Рея не соврала. Прежде, чем я успела причесаться и заново закрутить волосы, особняк наполнился такими ароматами, что урчание в животе заглушило все мысли и страхи. Не ела ведь ничего со вчерашнего дня, а бессонная ночь забрала последние силы.
Собравшись с духом, я выглянула в коридор, короткими перебежками преодолела его и вышла в большую вытянутую залу, увешанную зеркалами. Свет, бликуя, скакал меж стёкол, и отличить реальность от отражения удалось не сразу. Когда же получилось понять, который из длинных столов, накрытых скатертью, настоящий, я осознала, что уже давненько смотрю на сидящего за ним мужчину. Тот не спешил развеивать неловкость, в свою очередь разглядывая меня поверх заброшенных на скатерть ног и отхлёбывая кофе из фарфоровой чашки.
— Присядешь? — поинтересовался он после невыносимо длинной паузы.