Как я решила умереть от счастья

Тогда маленькая толпа дружно аплодирует героине: «Браво! Какая вы молодец! И какое счастье, что вы тут оказались!» Люди радуются этой победе над смертью, ведь не будь здесь этой девушки, он бы так и погиб в нескольких метрах от нас. А в мою потрясенную голову неожиданно приходит мысль: почему никто не аплодирует утопленнику? Мне бы его храбрость, я тоже бросилась бы в воду. Я, как и он, хочу умереть. Эта мысль стала для меня озарением, прозрением и огромным облегчением. Я. Хочу. Умереть. По-настоящему. И не через пять-десять лет, а сейчас.

Я поворачиваю к дому, не приходя в себя от шока. В голове бурлит. Да, я хочу умереть, но надо бы сперва обсудить это с кем-нибудь. Только не с Вероник, иначе наш разговор рискует стать последним не для меня, а для нее. Однако она моя самая близкая подруга, и я не представляю, кому еще могла бы довериться. Я жажду смерти и хочу об этом рассказать, облегчить душу. Хочу, чтобы меня услышали и поддержали в моем правильном решении.

Дома открываю справочник. Как же подобрать нужного специалиста? К кому идут в таких случаях? Есть масса вариантов — психотерапевты, психиатры, психоаналитики, психологи… есть даже зоопсихологи, но это уж чересчур. Передо мной открывается целый мир разнообразных терапий, и я теряюсь. Ладно, будем выбирать по имени и адресу. Сначала отметаем женщин: для последнего разговора по душам я предпочту все-таки мужскую душу. Вот, как раз есть психоаналитик подходящего пола совсем недалеко от меня. Франк Маршан. А что, Франк — это неплохо. Ребенком я даже в одного Франка была влюблена. Пусть будет Франк!

3

— Чем я могу вам помочь, Сильви?

Франк сидит, скрестив ноги в черных джинсах, и смотрит мне в глаза. Рубашка-поло облегает его мускулы чуть плотнее, чем следовало бы: видно, он гордится своим телом. И не зря. К тому же он сохранил приличную шевелюру для его лет, а ведь по нынешним временам пышноволосый мужчина — очень редкая особь, на грани исчезновения. Приятно, что у моего психотерапевта такие шелковистые волосы. Он явно заботится о них; надеюсь, и мне перепадет хоть малая толика такой заботы. Его очки в черепаховой оправе как-то успокаивают, ставят некий барьер между мной и его сексуальностью. Поэтому лежать рядом с ним скорее приятно, чем волнительно. То есть не рядом, конечно, а перед ним — на кушетке.

— Если честно, то особенно ничем.

— Хорошо, тогда зачем вы пришли?

— Видите ли, я собралась покончить с собой. Вот и пришла, ну, знаете… просто чтобы кто-то…

— …чтобы кто-то вас поддержал?

— Именно.

Он улыбается, словно мы болтаем о пустяках. Не знаю, может, психологов специально учат сохранять спокойствие в любых ситуациях, но ясно, что этот — настоящий профи. Удачно я к нему зашла. Гляжу на него и думаю, что не лечить меня надо, а вздрючить хорошенько. И сразу все пройдет.

— Давно вы задумались о самоубийстве?

— Наверное, я всю жизнь вынашивала эту мысль. Но недавно мне было нечто вроде откровения.

— Что вы подразумеваете под откровением?

— Нет, не пугайтесь, я не говорила с Пресвятой Девой, у меня не было галлюцинаций, просто что-то в голове перещелкнуло. Я стала свидетелем одного события, не буду вдаваться в детали, скажу только, что получила хорошую встряску, и с тех пор мне гораздо легче. Как будто я наконец выход нашла.

— Ну, я вижу, сомнений у вас нет. Когда вы намерены перейти к действию?

— Я еще не назначила точную дату, но рождественские праздники вполне подошли бы.

— Вам так ненавистно Рождество?

— Я всегда была одна. У меня нет ни мужа, ни детей, ни сестер, ни братьев, мама умерла четыре года назад, и вот уже несколько недель со мной нет папы. Я устала от одиночества. Так что Рождество — не самый любимый мой праздник, да.

— Вы работаете?

— Да, юристом в одной фирме.

— Хорошо. Вам это нравится?

— Не знаю. Никогда не задавалась таким вопросом.

— Но вы можете сказать, что работа хоть как-то стимулирует вас?

— Она довольно рутинная, техническая, но в целом — да. Скажем так, она мне подходит.

— У вас есть друзья, коллеги?

— Друзья есть, хоть и немного. Но они мне советуют собаку завести, вы представляете? Они просто не понимают. Никто не понимает вообще. Я хочу умереть, вот и все.

— Мы все умрем рано или поздно.

До чего же он сексуально склоняет голову набок! У него уже пробивается седина, но ему идет. Несправедливо: он примерно моих лет, и то, что старит меня, его делает еще более соблазнительным. В его морщинках море обаяния, в моих — лишь тоска. Его седые волосы подчеркивают синеву глаз, мои отросшие корни выдают возраст. У него мускулы, у меня анемия. Мужчиной я была бы сейчас в самом соку. Но вот беда — я всего лишь женщина.

— Конечно, умрем, но я хочу сама выбрать, когда и как. Вот это меня и привлекает в самоубийстве: я решаю сама. Боюсь, я не так уж много решений приняла в жизни и хочу, по крайней мере, распорядиться своей смертью. Пусть это абсурдная мысль, но она меня согревает.

— Что ж, тогда, может, запланируем ваше самоубийство на двадцать пятое декабря?

— Ну… да, двадцать пятое годится.

— Время?