А вообще тут жизнь милая, тихая. Еще мне Суконик дал велосипед — и я на часок-другой уезжаю на холмы зеленые, особенно в дни лекций: после них разогнать ум. Там нашел яблони осыпающиеся — и навожу себе яблок.
Сегодня, правда, дождь. Вечером Юз завезет меня к себе на ужин, куда приедет одна из Иняза, Ольга Гришина, и с нею мы передадим письма в Москву. (Машинка барахлит, но чинить тут дорого…)
Преподавать оказалось интересно — ведь всю жизнь я без отклика и обратной связи. А тут — совершенно другие умы, и, встраиваясь в их зрение, начинаю перепонимать и Россию, и советчину. Особенно в русской группе. Там три человека вывезены из России в 5—7-летнем возрасте, другие — учили язык и жили в Союзе по году, еще один — вообще студент из Иркутска, юрист, попросился ко мне ходить. Всего человек 12 — мы сидим и обсуждаем, удивляемся. Сначала я не знал, что с ними делать и как курс строить. Думал: «Национальная образность поэзии русской в сравнении с американской» — и так начал… Но после «Медного всадника» понадобилось мне русского человека из народа найти — и вот сегодня обсуждали «Хоря и Калиныча» Тургенева и «Мороз, Красный нос» Некрасова. Я их зову удивляться — и они хорошо удивляются, так что и мне интересно. На следующее занятие купеческий слой русской жизни ввожу: Островского дал читать — «Грозу». Так что от стихов отхожу: скучно мне сидеть и Тютчева анализировать по образам и звукам.
Обсуждая «Хоря и Калиныча», предположили их дальнейшую судьбу в XX веке и на советчине. Понял я, что Хорь мог стать и кулаком, и сильным директором завода, аппаратчиком, как Силаев, вчерашний премьер у нас. А Калиныч — большевиком Нагульновым (из «Поднятой целины» Шолохова —11.7.94j, романтиком коммунизма… Вообще восцениваю советчину и жалко ее. Большого стиля была цивилизация. А как сейчас — представляю — улюлюкают насчет «утопии» и потешаются над «идеалами»! Вон и Юз тут, который ведь весь на пародии на советчину вырос: она ему материал: «Что бы ты делал без нее, о чем бы писал?» — ему говорю, — так нет, тыкает: научитесь картошку выращивать, домик строить, а потом уж «идеалы»… — и насчет Федорова проехался.
Вижу островок моих возвышенных женщинок — хранительниц высокого завета Духа — среди похохатывающей толпы интелли- гентов-прагматиков особенно. Как обожаю вас — и как я ваш совсем! С такой вы «несвоевременной» проповедью Высшего принципа.