Как я изменила свое прошлое и настоящее (СИ)

Я узнала названия, которые нетрудно было запомнить, потому что их тогда было не так уж и много: «Белая сирень», мой любимый недорогой «Ландыш серебристый», «Наташа», «Красный мак», «Зимний вечер», дорогущая «Красная Москва», дорогая «Пиковая дама», «Злато скифов» и другие.

Я достала из кошелька деньги (неизвестно каким образом появившиеся там; возможно, это секрет научного открытия гипнолога). Чтобы не шокировать продавщицу большой закупкой, я придумала причину:

— Девушка, я от профсоюза заранее закупаю подарки для женщин на день рождения. Вы не посмотрите в подсобке небольшую коробку для нескольких упаковок духов?

— Нет там никаких коробок, — грубо ответила продавщица «по моде» советского времени.

Но это меня не расстроило, и я сделала просительное лицо:

— Пожалуйста.

Девица что-то пробубнила и пошла в подсобку. Вернулась она с коробкой от «Красного мака».

Я купила несколько названий духов, оплатила их в кассе и взяла товарный чек, якобы для отчета. Настроение было радужным. Подойдя к остановке, я не удержалась и, расположив коробку на скамейке, торопясь и ломая упаковку, достала духи «Ландыш серебристый» и нанесла его на себя. Свежесть весенних цветов окружила меня ароматным облаком.

Я вспомнила, что когда я была маленькой, в соседнем продовольственном магазине продавалась за 29 копеек газированная вода местного производства, в стеклянной бутылке, со вкусом малины. Я купила газировку и 200 граммов своей любимой колбасы — «Докторской». Я читала, что эту колбасу создавали в сталинские времена специально для больных людей, переживших голод и тяжести войны, поэтому колбаса состояла из мяса, яиц и молока. Диво дивное! Так как пластиковых пакетов для продуктов еще не существовало, а сетка для продуктов казалась мне смешной, я затолкала бумажный сверток с колбасой в карман пальто.

Мой дом, в котором я жила в детстве с родителями, находился недалеко от магазина — надо пройти наискосок через два двора. Я прижала к себе драгоценную коробку с духами и направилась к дому. Через два квартала отсюда находился кинотеатр "Звездный", в котором я пересмотрела много фильмов. Самым любимым из них был загадочный и таинственный — "Человек-амфибия", вышедший в кинопрокат в 1962 году.

Неожиданно на меня нашел "столбняк". Внешние звуки пропали, и я поняла, что нахожусь во временном отрезке, в котором когда-то была маленькой девочкой. Двор своего детства я увидела огромным, как стадион, а дом абсолютно новым.

Когда мне было 3 года, мамин отец купил 3-х комнатную кооперативную квартиру в только что построенном доме. Сам дед, вместе с женой, находился в другом городе по долгу службы. Мы с родителями жили в этой квартире 7 лет. За эти годы муж Тамары совершенно не интересовался ни ремонтом, ни приобретением обстановки. Все розетки в доме болтались на проводах, краны текли. Ему было некогда: он занимался другими женщинами или в алкогольном угаре нападал на жену и ребенка с ножом, или целился в них из охотничьего ружья. Помню, как стучало мамино сердце, когда она усадила меня, трехлетнюю, к себе на колени и смотрела в прицел винтовки. А я спросила ее:

— Мама, почему папа хочет нас убить? Мы же не утки.

Я знала, что папа охотник и иногда привозит с охоты подстреленных уток.

Когда я стала взрослой, мама рассказала мне, о чем тогда подумала: если убьет, так двоих, чтобы ребенок сиротой не остался.

Ее муж каждый год ездил по профсоюзной путевке отдыхать на море, не оставляя жене и ребенку ни копейки денег. Покупал голубую рубашку под цвет глаз, предназначенную для курортных романов, и с легкой душой говорил ей:

— Займешь денег у соседки до зарплаты.

Тамара боялась разводиться с ним, потому что он угрожал ей расправой. Она пыталась жаловаться руководителям в его организацию, где он работал инженером и уже получал второе высшее образование. Но ее просто настыдили и сказали, что она на него наговаривает: на службе он вел себя сдержанно, скромно и дослужился до начальника отдела. Однажды, когда я была с ним на праздничной демонстрации, женщина, его коллега, спросила меня:

— Мама обижает твоего папу дома? Он такой застенчивый, постоянно краснеет.

Я ответила с детской непосредственностью:

— Нет, папа хочет убить нас ножом.

— Это мама научила тебя так говорить? Зачем ты наговариваешь на своего папу? Стыдно тебе должно быть. А маме отвечай, если подучивать тебя будет: перестань врать про моего папу. Поняла?

Я настырно замолчала и отвернулась от нее.