– Да что ты мелешь? Как в обнимочку? Они же мужчины!
– Ну, Боря, положим, да, а вот Бронислав, если ты помнишь, и не совсем мужчина.
– Господи Иисусе! – перекрестился батюшка.
– Радует то, что они в одежде, – успокоил я его.
– Ну, и то слава Богу!
– То есть, я так понимаю, ты тоже ничего не помнишь?
В ответ байкер только печально покачал головой.
– Тогда пойдём будить наших любовников. Может, они расскажут.
Когда мы поднялись в комнату, наш ненавистник геев заботливо обнимал Брониславчика не только рукой, но ещё и забросил на него свою ногу, а тот тихонько посапывал с блаженной улыбкой пухленьких губ.
– Рота, подъём!!! – на три-четыре прогремели мы хором с батюшкой, заставив Бориса слететь с кровати.
– Куда же ты, милашка, побудь ещё со мной, – стихотворным манером сонно произнёс Броня, открывая глаза.
– Что это?! Что здесь произошло?!! – вскричал перепуганно чёрт.
– Мы бы сами хотели это узнать. С добрым утром! Как спалось? – весело помахал я рукой.
– Я ничего не понимаю! Почему я оказался в одной кровати с этим…
– Повежливее, пуся! Нам ведь было хорошо вдвоём! – подтрунивал над «рогатым» Бронька.
– Нет!!! Ничего не было! Я в одежде! И ты тоже! – горячился чёрт. – Ведь не было?
– Не было, не было, – остудил его монастырский печник, хоть и с явным сочувствием. – Я принёс тебя на руках и уложил спать. А сам рядом прилёг. Ты такой лапа! Шептал мне в ушко разные нежности!
– Ничего я тебе не шептал! – отчаянно защищался Борис.
– Ну ладно тебе, пошутить нельзя.
– Что вчера было? – посмотрел на нас нечистый, чуть не плача.
Мы с батюшкой бестолково пожали плечами.
– Бронислав, ты-то помнишь? – спросил я.
– Я помню, – трезво произнёс он, сладко потянулся и встал с постели. – Мы поужинали, стали решать, кто будет мыть посуду. Сыграли в игру – кто последний выпьет три рюмки подряд, тот и моет. Проиграл Борюсик, он просто поперхнулся на первой рюмке… Я несколько раз предупреждал вас, что мою настоечку нужно употреблять аккуратно, но вам она так понравилась, что я уж и не стал отговаривать. Потом отец Виталий предложил поиграть в армрестлинг, и мы боролись на руках.
– Кстати, да, бицепсы болят! – заметил я. – Что дальше?
– После того, как отец Виталий всех победил, Кирилл предложил пойти выкрасть Варвару, и мне пришлось вас отговаривать от этого предприятия. Ещё отец Виталий учил нас правильно молиться, отбивать поклоны, по просьбе Кирилла он освятил его машину, мы нараспев читали псалмы, а потом пили за каждого святого в отдельности.
– Освятил машину? – рассмеялся я.
– Да. Я принёс ему церковных свечей, святой воды, и он ходил с крестом вокруг твоего авто и читал над ней молитвы.
– Спасибо! – по-дружески хлопнул я по плечу батюшку. – Вообще я давно собирался её освятить.
– На здоровье, – отмахнулся байкер и принялся усиленно растирать виски.
– Позже мы пошли ко мне домой, – продолжал Бронька, – где взяли мою гитару (с музыкальной школы ещё осталась) и ещё небольшую бутылочку настойки, но выпили её по дороге. Потом Кирилл пошёл спать, а я начал учить Бориса танцевать танго. Отец Виталий сначала просто аккомпанировал нам на гитаре, а когда мы устали, то начал петь песни Розенбаума и Окуджавы. Вскоре Борюнчик вырубился, и я отнес его в комнату. Когда вернулся в кухню, отец Виталий уже спал, поэтому и мне ничего не оставалось, как лечь под бочок этому душечке, – лукаво подмигнул он Борису.
– Никакой я тебе не душечка! – покраснев, бросил Борис и отвернулся, наверно, силясь припомнить события прошедшей ночи.
– А как ты всё это запомнил? – удивлённо спросил я.
– Ой, ну что тут непонятного, – смущённо повёл плечиком гей. – Просто я к своей настойке уже привык и знаю, как её нужно пить.
Сказать было нечего. Мы втроём стыдливо повесили головы. Благородных рыцарей добра посрамил и перепил «голубой» печник. Я имею в виду, посрамил в переносном смысле, конечно…
– Я могу ещё принести, если хотите! – радостно предложил Броня. – У меня этих настоек целый погреб. И не только рябиновых!
– Спасибо, Бронислав, как-нибудь в другой раз, – ответил за всех батюшка.
Бронислав отправился по своим делам, а мы, приведя себя в должный вид, пошли добывать батюшке его супругу. Зайдя в лавку у входа в монастырь, мы справились у молодой хрупкой монашки Глафиры, которая имела бледное лицо, а своей миниатюрностью походила на Дюймовочку, где нам отыскать матушку Алевтину. Девушка сморщила носик, перекрестилась (понятное дело – от нас разило за километр!) и сказала, что матушка Алевтина сейчас занята. Мы были вежливы, но настойчивы в своём требовании увидеть настоятельницу, поэтому девушке Глашке пришлось бежать оповещать главу монастыря о нашем визите. Матушка Алевтина вышла к нам и, несмотря на нашу непрезентабельную внешность, вела себя с нами предельно тактично, в отличие от вчерашнего вечера. Это было обусловлено её известием о том, что «Олесю сегодня ночью сковал тяжкий недуг». Отец Виталий побелел.
– Какой недуг? – прошептал он.
– Недуг… – замялась старушка, – женского характера.
– Я должен увидеть её! – воскликнул батюшка.