Как я был в немецком плену

Утром после зачисления в состав полка нас повели на завтрак, который, как и вчерашний ужин, был далеко не сытным, а потом – в городскую баню на улице Октябрьской революции, что рядом со стадионом. Мы сдали имевшееся на нас нательное бельё, включая майку-безрукавку и трусы, и получили белые хлопчато-бумажные рубашку и кальсоны, ношеные, но хорошо отстиранные. Нам выдали весь комплект военного обмундирования. В него входили уже ношеные и стираные гимнастерка с отложным воротником, на обоих концах которого имелись петлицы, брюки-полугалифе с узким ремнем, старая серая солдатская шинель, широкий брезентовый ремень, форменная шапка-ушанка, рукавицы, портянки, зеленые обмотки и ботинки. Нам выдали также новую зеленую брезентовую сумку.

Студенческий и комсомольский билеты, зачетную книжку и свидетельство о рождении вместе с ней я переложил в правый нагрудный карман гимнастерки, а небольшой немецко-русский словарь – в левый. Эти документы и словарь я хранил таким же образом и на фронте. Оба кармана сильно топорщились и с трудом закрывались металлической пуговицей. На всех пуговицах была отштампована пятиконечная звезда. Выйдя из бани в форменной одежде, мы наконец почувствовали себя настоящими военными.

На стадионе мы пообедали, съев жиденький борщ без мяса и второе блюдо из картошки с каспийской рыбой и выпив несладкий компот из яблок. Попросили добавки, но ее не дали.

После обеда нас перевели в другую казарму с такими же двухэтажными нарами, как и те, на которых мы ночевали в первые сутки. Я расположился рядом с Женей Майоновым и Мишей Волковым на верхних нарах. На каждом месте лежали матрац, грубые простыни, твердая подушка с темной наволочкой и тонкое одеяло, но в другом не было необходимости, так как казарма имела хорошее паровое отопление. Шапки и шарфы полагалось оставлять на вешалке возле двери, а обувь на ночь ставить на полу перед нарами с торца. Особая вешалка предназначалась для сумок с противогазами. Возле двери находилась особая длинная деревянная стойка, где хранились винтовки и карабины (т. е. винтовки с укороченным стволом).

Наш 90-й запасной зенитный артиллерийский полк являлся в основном учебным, где в течение полутора – двух с половиной месяцев готовили артиллеристов-зенитчиков. Их отправляли главным образом на фронт, а частично на защиту важных тыловых объектов. В городе, его окрестностях и на крупных предприятиях полк имел отдельные зенитные подразделения для защиты их от авианалетов противника.

Практическая учеба проходила на поле стадиона, а теоретическая (изучение уставов и различных правил) и политическая – в помещении, в основном – в красном уголке, в котором имелись газеты, журналы и радиорепродуктор.

Все передвижение по территории стадиона, включая посещение столовой, рядовые бойцы совершали только строем во главе с командиром, как правило, сержантом или ефрейтором. В одиночку бегали лишь в туалет.

Рядовых бойцов в город выпускали крайне редко, да и то главным образом строем и в основном для мытья в бане и выполнения каких-либо работ. Однажды старшина дивизиона поручил мне купить ему в «Гастрономе» полкило сливочного масла без продовольственной карточки по коммерческой цене, что я с удовольствием сделал, так как немного побыл на свободе и посмотрел город.

Естественно, во время движения строем нас заставляли петь маршевые песни, как прошлых лет (например, «По долинам и по взгорьям…», «Три танкиста», «Полюшко-поле»), так и сочиненные в последние месяцы. На мотив песни «Красная Армия всех сильней» придумали слова «Армия Гитлера – черный злодей» и припев «С тобою, Сталин, мы побеждали и победим опять с тобой». Запевала громко исполнял один куплет, а остальные бойцы хором пели припев. В нашем взводе командир посчитал, что запевалой могу быть я, и я не без удовольствия выполнял эту обязанность, хотя не являлся хорошим музыкантом. При движении строем командир, шедший в стороне, задавал нам ритм, выкрикивая: «Левой, левой!»

Нас поднимали в 6 часов утра и заставляли в легкой одежде делать на поле стадиона зарядку, после чего мы умывались, завтракали в столовой, дождавшись своей очереди, и, наконец, возвращались в казарму, занимались в помещении или на воле, обедали и снова учились; между 19 и 20 часами вечера ужинали, далее – отдыхали: читали газеты и журналы или слушали радио в красном уголке, устраивали «постирушки», брились, писали письма, пришивали чистый подворотничок к гимнастерке. После вечерней проверки в 23 часа ложились спать. Каждому приходилось нести караульную службу и стоять на часах, бывать дежурным или дневальным в казарме. Требовалось также исполнять различные наряды, т. е. физические работы, в частности, мыть пол в казарме, убирать помещение, места общего пользования и территорию вокруг казармы. Наряды давали и за какую-нибудь провинность.